Энтони Беркли - Тайна семьи Вейн. Второй выстрел

– Кстати, суперинтендант, – добавил Шерингэм не очень-то любезно, – как вышло, что вы не выяснили этого у мисс Верити? Она говорит, вы вообще не расспрашивали ее о ружье, а не то она бы вам давно рассказала.

– Ну да, сэр, не расспросил, – с несчастным видом пробормотал суперинтендант. – Видите ли, я торопился, бедняжка была еще слишком взволнована. А мне как-то совершенно не пришло в голову, что мистер Скотт-Дэвис сам взял из дома ружье. Я знал, что юная леди не могла, сэр, ну вот и не подумал спросить…

Сказано это было не столько Шерингэму, сколько начальнику суперинтенданта, который потянул себя за седой ус и принял официально-суровый вид. Я предположил, что назревает выволочка, – и, судя по несчастному выражению на физиономии суперинтенданта, он тоже об этом догадывался.

– В общем, – продолжал Шерингэм, – средства дают нам столь же широкий круг подозреваемых, как и возможность. Кто угодно мог найти это ружье. Действия же, напротив, не дают нам ровным счетом ничего. Могу ошибаться, но я не знаю никаких улик, свидетельствовавших бы о действиях.

Он вопросительно поглядел на полковника.

– Во всяком случае, прямых улик никаких, – подтвердил тот.

– Прямых улик! Еще бы. Косвенных тоже никаких. Нет, в отношении действий мы вынуждены полагаться на сплошные догадки – причем не только чтобы определить нашего убийцу, но даже чтобы изыскать способ, каким мы докажем обвинение против него – или нее.

И наконец – мотив. Не хочу сейчас вдаваться подробнее, достаточно сказать, что у каждого из тех, кто имел возможность, был и мотив. Кроме, разумеется, мисс Верити. И во всех случаях очень серьезный – кроме Пинкертона. Его мотив, надо признать, довольно-таки слаб. Никто не пойдет на убийство в отместку за то, что его столкнули в воду: разве что, пожалуй, в первый момент, обезумев от злости.

– Если мне будет позволено высказать предположение, сэр… – подал голос суперинтендант. – Вы, кажется, говорили, у нас тут откровенный разговор?

– Разумеется. Валяйте, суперинтендант.

– Хорошо! – Суперинтендант мрачно покосился на меня. – Вы сказали, мистер Пинкертон и мисс Скотт-Дэвис только что поженились. Весьма интересное известие. Это ведь дает ему ровно тот же мотив, что и ей. Мы навели справки и удостоверились, что мисс Скотт-Дэвис – то есть мне следовало сказать, миссис Пинкертон – получает значительную выгоду смерти от своего кузена.

– Вы хотите сказать, что между ними возможен заговор? – непринужденно перебил Шерингэм. – Разумеется. Я и сам собирался этого коснуться чуть позже. – У меня перехватило дыхание. – Пока же признаем, что, если они на тот момент уже собирались вступить в брак, у Пинкертона появляется столь же сильный мотив, как и у любого другого.

– Просто мне вдруг пришло это в голову, – промолвил суперинтендант почти виноватым тоном. Кажется, он даже слегка удивился, что Шерингэм так легко согласился с его замечанием.

– И мне тоже. Однако продолжим. Сейчас я представлю вам Пинкертона как человека, который и в самом деле застрелил Скотта-Дэвиса. И объясню, как именно он это сделал.

Я не верил своим ушам. Неужели Шерингэм и впрямь собирался выдать меня в руки той самой полиции, от которой я просил его меня спасти? Томимый холодным предчувствием беды, я весь обратился в слух.

– Пинкертон нашел забытую Скоттом-Дэвисом винтовку и намеренно припрятал ее. Во время представления он воспользовался случаем шепнуть Скотту-Дэвису, что желает поговорить с ним наедине по очень важному делу, когда все остальные уйдут, – и предложил встретиться на той уединенной полянке. Профессора Джонсона и Брэдли он пропустил вперед, а случайный выстрел Хиллъярда предоставил ему отличный повод, чтобы покинуть миссис Фитцуильям, притворившись, будто надо предостеречь неизвестного стрелка – хотя тут и любой другой предлог сошел бы, хоть тот же нарочно забытый портсигар. Потом Пинкертон, как и задумывал, застрелил Скотта-Дэвиса и, желая создать видимость несчастного случая и будучи от природы начисто лишен воображения, скопировал все детали из представления, в котором только что участвовал и которое отлично помнил.

Мисс Скотт-Дэвис заподозрила его, а возможно, и более, чем просто заподозрила, но, будучи влюблена, на дознании постаралась его оправдать. Полагаю, ее рассказ был чистой воды выдумкой от первого до последнего слова, сама же она все время провела на холме, а Пинкертон отрицал правдивость ее слов потому, что понял: выгораживая его, она сама подставляется под обвинение в убийстве – и, будучи так же влюблен в нее, как и она в него, предпочел взять на себя все последствия совершенного преступления. По моему мнению, полковник, это и есть самая настоящая правда, так что я не понимаю, отчего вы еще не арестовали Пинкертона.