Эжен Шаветт - Прокурор Брише

Капитан с грустью взглянул на дыру, портившую драгоценные для него бумаги.

– Верно, вы думаете, что это уменьшает ценность банковских билетов? – спросил граф, кладя в карман оставшееся золото и другие пачки, покрывавшие стол.

– О нет! – отвечал Аннибал. – Я знаю, что за них то же самое дадут, как и без дыры. Но при виде этого отверстия я вспомнил, что чуть-чуть не продырявил так вас.

– И это было бы двойной ошибкой, мой друг, – сказал Лозериль.

– Двойной?

– Да, во-первых, не выслушав меня, вы рисковали потерять все наследство.

– А во-вторых?

– Вы подвергались бы тем неприятностям, которые навлекло бы на вас одно письмецо, хотя вы и не поверили, что я отослал его.

Аннибал разразился своим грубым смехом:

– Ах да, это письмо, за которым приходил ваш ангел-хранитель. Вам непременно хочется заставить меня поверить этой глупой сказке.

– А вы все-таки отказываетесь верить в существование записки, которая после моей смерти привела бы к вам полицию? – спросил Лозериль, собираясь уйти.

– Я не верю этому вздору.

– В таком случае, капитан, потрудитесь проводить меня до передней, там, я надеюсь, вы убедитесь в истине моих слов.

– Согласен! – весело вскричал Аннибал, кладя свою пачку денег на камин.

И они вышли.

В ту минуту, как Аннибал затворил за собой дверь, стена в комнате раздвинулась, через образовавшийся проход кто-то вошел и прямо направился к деньгам, еще сохранившим тепло рук Аннибала. В свое время мы объясним это происшествие, а теперь последуем за обоими приятелями.

Войдя в переднюю, они нашли Колара заснувшим на скамье подле зажженного фонаря. Лозериль разбудил его.

– Отдай мне письмо, которое я тебе поручил отнести, если в полночь не кончится моя игра с капитаном. Я раньше освободился, и поручение оказалось бесполезным.

– Я очень рад этому, потому что, надо сознаться, я становлюсь стар и мне тяжело поздно ложиться, – отвечал полусонный старик, подавая графу письмо.

Молодой человек тотчас же опустил его в карман.

«Так это правда? Да когда же успела старая обезьяна подружиться с Лозерилем?» – подумал капитан, убедившись наконец в существовании письма.

Колар отворил дверь, выходившую на лестницу.

– Спокойной ночи, Аннибал, ложитесь скорей, может быть, я завтра рано приду за вами, – сказал Лозериль, выходя.

Колар запер дверь и задвинул засовы с поспешностью человека, одолеваемого сном, и тотчас же ушел.

Оставшись один, капитан несколько минут прислушивался к шагам удалявшегося Лозериля, рассуждая сам с собой: «Я вытянул у него шесть тысяч и сделал страшную глупость, потому что, убей я его, я получил бы тогда все деньги. Право, ведь бывают же иногда такие минуты, что совсем дуреешь».

С этой печальной мыслью Аннибал начал подниматься по лестнице в свою комнату.

Между тем Лозериль, пройдя улицу Двух Мостов, очутился как раз на той самой дороге, где два года назад пришлось ему быть свидетелем таинственного приключения. Он невольно вспомнил все подробности этой драмы: «Еще каких-нибудь двадцать шагов, и я буду как раз на том самом месте, где увидел тогда человека с мешком».

Он подошел к этому месту, но в эту ночь луны не было и улицы оставались совсем темными. Несмотря на полный мрак, Лозериль старался припомнить, где что происходило.

«Да, это именно здесь, – думал он, – вот тумба, на которой я сидел, когда увидел человека с ношей, и тогда едва встал, сильно пошатываясь…»

Но Лозериль не успел докончить размышление. Чья-то рука схватила его за горло, и он, не будучи в состоянии сопротивляться, почувствовал острую боль между плечами. При этом страшном ударе Лозериль отчаянно вскрикнул и упал, вытянув руки, как бы пораженный громом.

Мы уже говорили, что окна павильона, выходившие на улицу, были наглухо заколочены. Аврора Брише не хотела иметь перед глазами эти грязные и мрачные домишки, стоявшие на другой стороне улицы.

Прошло два года после этого распоряжения молодой женщины, и если бы теперь она взглянула из своего окна, то увидела бы большую перемену в доме, находившемся как раз напротив. Переделка совершенно изменила его, и теперь его можно было принять за совсем новый дом, особенно в сравнении с окружавшими его развалинами. Но в последние два года бедные жители этого квартала хорошо узнали дорогу к перестроенному дому. Неимущий больной был уверен, что при первом же ударе молотка в любое время дня и ночи перед ним отворится дверь с вывеской, где написано крупными буквами: «Доктор Мориц Гарди». Всем нуждавшимся в его советах молодой доктор охотно давал их и был очень заботлив, оказывая необходимую помощь; очень часто Мориц Гарди прибавлял к советам и мелкую монету, потому что аптекарь не верил в долг, и если кто-нибудь из этих «выгодных» пациентов отказывался брать, то доктор говорил ему: