Ники Персико - Райские Спагетти

– Спасибо, Черрати, – сделал я над собой усилие и взял бумаги. – Я просмотрю документы при первой же возможности.

– Мадонна, конечно! Да… Я подумал, что вы, пожалуй, слишком заняты важными делами… и я должен быть благодарен вам…

Слишком занят важными делами… Естественно…

– Хорошо. Мне нужно идти, потому что, к сожалению, меня ждет еще одна встреча, на которую я не могу опоздать, – сказал я.

– Ах! Но постойте, адвокат, если у вас есть пара минут, я вам поясню, чтобы вам было понятнее…

– Спасибо, Черрати, но я предпочитаю поговорить об этом после изучения материалов. Как только я это сделаю, я вам позвоню…

С этими словами Черрати отошел от меня, с тоской наблюдая, как исчезает возможность за часок обрисовать мне «в общих чертах» это дело. Я, напротив, собирался к 16:45 вернуться, потому что у меня была назначена встреча.

* * *

Едва я закрыл за спиной дверь, как факс, стоящий на столе Фанни, издал тихий сигнал, зажужжал и начал медленно выпускать из своего отверстия, которое иногда кажется эволюцией «Уст истины», письмо из судебной канцелярии. Улыбка с лица закостенелого секретаря начала постепенно исчезать по мере появления из факса ровных строчек. Когда документ отпечатался полностью, и она дочитала его до конца, можно было подумать, глядя на ее лицо, что в этом письме предсказали конец света.

Не произнеся ни слова, Фанни взяла оба листа и нерешительно двинулась к кабинету адвоката, открыла дверь, а потом закрыла ее за собой мгновением позже. Затем заняла свое место и продолжила работать на компьютере, будто ничего не случилось. Но в воздухе повисло странное молчание. Оно напоминало «черную дыру», потому что буквально звенело, заглушая любые шумы, звучащие в офисе. Атмосфера казалась сюрреалистичной.

Эстер, молодая сотрудница, племянница адвоката Спанны, которая занимала первый кабинет слева, выглянула из-за двери, будто почувствовав гнетущее молчание, подошла к Фанни и произнесла всего четыре слова:

– Только не говори мне…

Фанни быстро посмотрела на нее и ничего не ответила.

Эстер приложила руку ко рту и поспешно ретировалась в свой кабинет, закрыв за собой дверь.

Иногда события в жизни пересекаются непостижимым образом, создавая беспорядок. Этот вполне демократичный процесс, но довольно дьявольский. Шарик на рулетке в тот вечер остановился на поле адвоката Спанны.

Все адвокаты в роли защитника по определению «выигрывают» или «проигрывают» процессы. Статистически невозможно всегда выигрывать или, наоборот, проигрывать дела. Так же, как невозможно представить, чтобы адвокат не рассчитывал – всегда – на вероятность того, что защищаемая сторона, называемая «клиентом», несмотря на благоприятные прогнозы, проиграет дело. Следовательно, логично ожидать некую мрачность в этом случае на лице проигравшего. Но адвокат Спанна, напротив, даже глазом не моргнул, когда, надев очки, спокойно прочитал заключение судьи по гражданским делам, признавшего клиента проигравшей стороной в процессе развода.

Эта сцена навевала воспоминание строчек из песни Джаначчи, который пел примерно: «… это те, кто… Когда проигрывает Интер … или Милан… говорят, что это всего лишь футбольный матч, а потом возвращаются домой и бьют детей… (Ууууу ееее…)».

Адвокат отложил листы, взял телефон и вышел из кабинета, будто ничего не произошло. Проходя мимо меня, он сказал вполголоса:

– Я скоро вернусь…

И естественно он не заметил присутствия Мутоло, неподвижно и отлично замаскировавшегося под коврик в коридоре.

Мутоло было под семьдесят. Он был худым сухощавым мужчиной, с которым я познакомился в коридорах университета незадолго до получения диплома. Я видел его идущим на лекции холодными вечерами и задавался вопросом, кто это такой? Изначально я полагал, что он тоже студент, желающий получить диплом. Многие так делают: идут на пенсию и, имея массу свободного времени, взрослых детей и налаженную жизнь, решают исполнить старые мечты, нереализованные в молодости, такие, как, например, диплом, который по многим причинам не удалось получить в свое время.

Но потом я понял, что Мутоло не имеет к таким людям никакого отношения. У него не было с собой учебников, тетрадей и прочих вещей, которые есть у всех студентов. Да и вид он имел опрятный и преисполненный достоинства. Одевался Мутоло всегда более или менее одинаково, никогда никому не смотрел в глаза, даже своему собеседнику. Время от времени он доставал откуда-то бутылку воды и сдержанно делал из нее глоток. Очень часто он невероятным образом оставался незаметным, пока не начинал двигаться по какой-нибудь причине: высмаркивал нос или отпивал воды из той бутылки, которая материализовывалась из ниоткуда. Я с любопытством начал присматриваться к нему и заметил, что Мутоло был способен оставаться неподвижным часами, будто дорожный комедиант, который принимает вид статуи.