Батья Гур - Убийство в кибуце

Он успел стукнуть в дверь всего один раз, как изнутри раздался голос:

— Войдите!

Она не была удивлена его появлением, но и не пригласила его в дом, не меняя вопросительного взгляда.

— Я хочу поговорить с вами, — сказал Михаэль и вошел в комнату.

Она выключила телевизор и указала ему на кресло. Кондиционер не работал, и в комнате было жарко. Она глядела на него, спокойно ожидая вопроса, но тишина комнаты, казалось, была наэлектризована. Прошло несколько секунд, пока он сказал:

— Вы не сказали мне, что покидали банкет во время праздника, и не сказали, что виделись со Срулке.

— Если я об этом не говорила, — спокойно ответила Дворка, — то, значит, этого и не было.

Михаэль изучал ее лицо. Оно казалось застывшим.

— Но вы все-таки покидали банкет? — спросил он.

— Да, я покидала банкет, — согласилась Дворка. — И что это вам дает? Почему вы думаете, что я виделась со Срулке?

— Я не думаю, — заверил ее Михаэль. — Я знаю.

Дворка посмотрела на него без всякого страха.

— Могу лишь сказать, что вы ошибаетесь, — наконец произнесла она.

— Почему же вы не согласились пройти проверку на детекторе лжи? — быстро спросил он. — Все, кому нечего скрывать, проходят такую проверку.

— Я не привыкла к тому, чтобы правдивость моих слов проверяли, — жестко ответила Дворка. — За всю мою жизнь никто никогда не подвергал сомнению то, что я говорю. Мне уже семьдесят два года, молодой человек, и вы должны об этом помнить.

— Я хочу вас спросить кое о чем еще, — неожиданно для себя произнес Михаэль. — О совершенно ином. — Он заметил интерес в ее глазах. — Мне бы хотелось знать, почему вы подготовили этот отрывок из книги «Наша коммуна» для общего собрания кибуца прошлым вечером.

За несколько секунд, которые ей понадобились, чтобы прийти в себя, Михаэль увидел в ее глазах удивление и тревогу, но потом занавес вновь опустился.

— Я не поняла вашего вопроса, — после некоторого замешательства сказала она.

— Никто ведь не ходит с такой книгой повсюду, это все же не Библия, — заметил Михаэль. — Может, другие этого не заметили, но для меня было совершенно ясно, что вы устроили спектакль.

— Молодой человек, — сказала Дворка, — я не знаю, откуда вы черпаете свою информацию о том, что происходило вчера на нашем собрании, но думаю, что вы используете неправедные методы… — На ее лице появилось выражение отвращения.

— Мы говорим не об этом. Совершенно не об этом, поэтому давайте не будем менять тему.

— Вы слишком дерзкий молодой человек, — сказала Дворка. — Если уж вам так интересно, по дороге на собрание я зашла в читальный зал, чтобы взять книгу, которую часто читаю своим ученикам. — Она с иронией смотрела на него. — Я не знаю, почему я вообще вам отвечаю, может быть, потому, что не привыкла к грубому обращению. Думаю, вашу дерзость можно объяснить тем напряжением, которое наблюдается здесь в последние дни. Никто не может подолгу сдерживаться. Мне даже жаль вас.

— А вот Оснат вы не пожалели, — сказал Михаэль.

Она поразилась:

— Вы в своем уме? Вы о чем вообще говорите?

— Об отравлении, — сухо ответил Михаэль.

— Вы явно ничего не поняли, — сказала Дворка так, будто выговаривала ученику, — вы совершенно упустили из виду, что я воспитала Оснат, что я… — Она замолчала.

— Да, я знаю о вашем положении в кибуце, — сказал Михаэль. — Вы думаете, что вы вне подозрений, и на это надеетесь.

— Молодой человек, — ее голос оставался негромким, — вы говорите о чем-то, что выше моего понимания. Всему есть предел, даже той глупости, которую вы только что высказали. И не забывайте о разнице в возрасте — как вы вообще смеете так со мной разговаривать? — Тут она впервые повысила голос: — Пожалуйста, немедленно покиньте мой дом! — И она указала на дверь, не сводя с него глаз.

Михаэль понял, что угрожать Дворке нет смысла, как нет смысла подбираться к ней с других сторон. В его голове звучал голос Симхи Малул: «Я никого не видела, — беспрестанно повторяла она, — а если бы видела, то скрывать бы не стала». И она начала клясться своими детьми. Она не видела никого ни по дороге в секретариат, ни на обратном пути. «Вы хотите, чтобы я сказала, что видела ее выходящей из лазарета, когда я ее не видела? Но тогда я буду плакать — я всегда плачу, когда вру, а в других случаях я смеюсь». Симха Малул стояла около раковины на кухне лазарета. Она скребла и терла уже давно чистую тарелку. «Ты один из наших, — сказала она ему, — как ты можешь просить меня, чтобы я солгала, да еще о такой женщине?» Михаэль посмотрел на нее изучающе. Наконец она закончила возиться с пластиковой миской и села за маленький кухонный стол. «Слушай, — она заговорила с ним на марокканском арабском, — я бы помогла тебе, если б могла, но не заставляй меня лгать, — а потом продолжила уже на иврите: — Это же дама. Я не могу говорить про нее такие вещи. Ее здесь все уважают. Она ничего плохого мне не сделала, и я не знаю, как можно лгать — даже своему мужу».