Владимир Полудняков - Телепат

И ни одного согласия она не дала на иностранное усыновление. В первый же заход Назарова поняла, что люди и фирмы, готовящие такие материалы, делают это на коммерческой основе. В той первой попытке наивная американская пара откровенно рассказала ей, сколько долларов оплатила у себя на родине и здесь в России.

Любовь Степановна была поражена алчностью людей, по существу, торгующих судьбой маленьких соотечественников.

Но даже не это вызывало у нее сопротивление, понятно, что оформление документов, работа переводчиков и прочее, неизбежно требовало не малых расходов.

А другие неофициальные оплаты – это из области доказанности, сегодня сказали, завтра откажутся от сказанного.

Главная причина в другом – ребенок покидал ставший для него родной дом, выбывал за рубеж и реального контроля его дальнейшей жизни не будет. Никакие фото и видео материалы, акты обследования, посулы и уверения ее не убеждали. Трагические случаи с усыновленными иностранцами детьми, в перестроечные времена, пусть даже один на тысячу, только усиливали ее позицию.

От исков иностранцев, пытающихся через судебные процедуры, заставить отдать ребенка, Назарова отбивалась законным способом, поскольку отечественные усыновители имеют приоритет перед иностранцами. На эти случаи у нее был проверенный резерв ждущих своей очереди приемных родителей, которым и передавался ребенок до вынесения судебного решения.

Получала она угрозы, не только о дисциплинарной и судебной ответственности, но и физического принуждения. Независимая, бескорыстная, безапелляционная директор не боялась никого и посылала всех посягателей куда подальше, интеллигентно, но категорично.

Однажды, она не пришла утром на работу и не предупреждала накануне, что задержится с приходом. Домашний телефон не отвечал (сотовых в то время не было).

Ее зам Марина Борисовна недоумевала – такого еще не было: Назарова всегда выходила на связь, если что-то случалось с ней. К вечеру уже гудел весь коллектив и дети тоже.

Только на следующий день стало известно, что на директора было совершено нападение. Она в больнице с многочисленными травмами от побоев, рассказала, что вечером около парадной к ней подошли два парня и, сказав «делай что говорят, отдай мальчишку», сбили ее на землю и затем избили ногами. Похоже, цели не было убить ее, так как она должна была выполнить это требование, но потеря сознания и вышедшие на шум соседи по лестнице, возможно, спасли от смерти.

…Но этот эпизод будет потом, когда Ване будет семь лет, а сейчас… после того, как малыш покушал, Любовь Степановна посадила его на диван, села напротив него на детский стульчик, взяла его ручонки и спросила:

– Сынок, как тебя зовут?

– Ваня.

– А маму?

– ………

– А папу?

– Ваня.

– Ваня – это ты, а как папу звать?

– Ваня.

– Ну, хорошо, Ванечка, стало быть, ты у нас Иван Иванович. А сколько тебе лет?

Мальчик серьезным, не детским взглядом посмотрел ей в глаза, но ничего не ответил.

– Тебе, наверное, два или три года, – неуверенно, тихо сказала Назарова и показала ему сначала два, а затем три пальца. – Может на пальчиках покажешь?… Нет?… Не знаешь?… Ну и ладненько.

Она задумалась, что же делать дальше, малыш ухоженный, не уличный, явно его ищут, через день, максимум два все прояснится.

– Ну что ж, Иван Иванович, – улыбнулась Любовь Степановна…

В кабинет вошла Марина Борисовна, воспитатель, которая всегда замещает директора во время ее отсутствия:

– О-о! У нас пополнение!

– Да непонятно, что делать. Привезли Ванечку с вокзала. А мальчик-то домашний, по всему видно… родители вот-вот объявятся. Пока побудет у нас…

– Сколько же ему?

– Не больше трех, если меньше, то надо передавать в дом малютки. Вот что, Марина, я решила – брошенный он или потеряшка, не будет никто искать, значит, сиротка и тогда по обычной схеме все оформим.

– Любовь Степановна, рискованно держать без оформления…

– Это я беру на себя, в РОНО есть контакты, есть понимающие люди, прорвемся! Ты посмотри, как он внимательно слушает, похоже – все понимает…

– Это он сказал, что Ваня, а может Вася, – засомневалась Марина.

– Он, а кто же еще, не сама же я придумала. И отец у него Иван. Вот фамилию не говорит, да и мать не называет, может, не помнит.

Марина засмеялась и наклонилась к ребенку, погладила по голове.

– Шустренький паренек, смотри-ка, улыбнулся – нисколько не боится незнакомой обстановки.