— Райтсвилл служит мне личным рецептом от недуга, который периодически меня беспокоит.
— Как будто он этого не знает! — сказал Марш. — Джонни шел по следам твоих приключений, Эллери, как Марк Антоний за Цезарем. Особенно его интересуют райтсвиллские истории. Он постоянно проверяет их в поисках ошибок.
— Это, джентльмены, похоже на возобновление прекрасной дружбы, [18] Эллери перефразирует заключительные слова Рика Блейна — героя знаменитого американского фильма «Касабланка» (1943): «Это похоже на начало прекрасной дружбы».
— сказал Эллери. — А ты уверен, что мы не потесним тебя, Джонни?
Они прошли через освященный веками ритуал протестов и заверений, обменялись рукопожатиями, а тем же вечером посыльный доставил конверт с двумя ключами и запиской:
«Дорогой брюзга! Меньший ключ от гостевого коттеджа, а больший — от большого дома на случай, если вам понадобится войти туда за жратвой, выпивкой, одеждой или еще чем-нибудь (впрочем, это добро имеется и в коттедже, хотя и не в таком изобилии). Можете пользоваться чем хотите в обоих домах. Сейчас там пусто (у меня нет управляющего, хотя старикашка по имени Моррис Ханкер временами наведывается из города проверять, все ли на месте), а судя по мрачному настроению, в котором ты пребывал сегодня, тебе пойдет на пользу целительное одиночество, которое может предоставить мое убежище в Райтсвилле. Bonne chance, [19] Удачи (фр).
и не ворчи на твоего старика — он выглядит так, как будто ему тоже не помешает отдых.
Твой Джонни.
P. S. Возможно, я вскоре туда нагряну, но вас не побеспокою, если вы сами того не захотите».
* * *
В начале первого следующей ночи Квины приземлились в райтсвиллском аэропорту.
Беда Райтсвилла — а Райтсвилл, по мнению Эллери, генерировал беду — заключалась в том, что он предательски шагал в ногу с двадцатым веком.
В том, что касалось его любимого городка, Эллери был крайним консерватором, практически реакционером. Он привык к вечерним концертам духового оркестра по четвергам в Мемориальном парке со свистульками из арахиса и попкорна, чирикающими, как возбужденные птички, к улицам, где ребята поглядывали на застенчивых девушек, к фермерам, приехавшим на собрание в лучших костюмах, к субботним рыночным дням, когда черно-красные фабрики Лоу-Виллидж закрывались, а торговля в Хай-Виллидж била ключом.
Особую привязанность Эллери испытывал к круглой главной площади с окружающими ее двухэтажными зданиями (за исключением пятиэтажного отеля «Холлис» и гостиницы «Апем-Хаус», построенной еще в период Войны за независимость и располагавшей тремя этажами с мансардой) и с потрепанным временем памятником Джезрилу Райту, основавшему Райтсвилл на месте покинутого индейцами поселения в 1701 году, — бронзовой статуе, давно покрывшейся ярь-медянкой и таким количеством птичьего помета, что стала напоминать современную скульптуру, с поилкой у основания, откуда пило полдюжины поколений райтсвиллских лошадей. Площадь походила на колесо с пятью спицами, отходящими от ступицы: Стейт-стрит, Лоуэр-Мейн, Вашингтон, Линкольн, Аппер-Дейд-стрит, наиболее впечатляющей из которых была Стейт-стрит с ее почетным караулом вековых деревьев, увенчанной золотым куполом ратушей из красного кирпича, зданием окружного суда (сколько раз Эллери шагал по переулку к боковой двери, ведущей в полицейское управление Райтсвилла!), библиотекой Карнеги на другой стороне улицы (где все еще можно было отыскать книги Хенти, Ричарда Хардинга Дейвиса и Джозефа Хергесхаймера), Торговой палатой, зданиями Райтсвиллской электрокомпании и телефонной компании севера штата, а в самом конце, у входа в парк, мемориалом павшим на мировых войнах и помостом для духового оркестра Американского легиона. В эти дни площадь демонстрировала некоторые прекраснейшие плоды городского наследия — надписи маленькими золотыми буквами «Президент Джон Ф. Райт» на пыльных окнах Райтсвиллского национального банка, старый магазин Блуфилда, указатель с надписью «Миникин-роуд», видимый из углового окна магазина «Бон-Тон», и полдюжины других имен, происходящих от семейств основателей.
Аппер-Уистлинг-авеню, которая пересекала Стейт-стрит в одном квартале в северу от площади, тянулась к Хилл-Драйв, где находились старейшие в городе жилые дома (еще более древние строения, ветхие уже во время первого визита Эллери, располагались в дальнем конце Стейт-стрит). Аппер-Дейд-стрит поднималась на северо-запад к Норт-Хилл-Драйв, где размещались поместья райтсвиллских нуворишей (таковыми, с точки зрения Райтов, Блуфилдов, Дейдов, Грэнджонов, Миникинов, Ливингстонов et al, [20] И другие (лат.).
являлись те, кто накопил состояние после президентства Ратерфорда Б. Хейса).
Читать дальше