Эллери Куин - Трагедия Икс. Смерть Дон Жуана. Е=убийство

Даллмен что-то буркнул.

— Родж, сбегай через площадь и попроси «Рекорд» придержать станок. Через несколько минут я сообщу им по телефону текст новой афиши.

— Ты твердо намерен продолжать? — спросил Роджер, не двигаясь с места.

— Пожалуйста, Родж! — взмолился Скатни.

Даллмен захрапел.

Зрелище казалось Эллери весьма экстраординарным.

Было пасмурно, небо хмурилось, когда Эллери шел вокруг площади и по Лоуэр-Мейн.

Для Скатни Блуфилда день оказался изнурительным. С раннего утра маленький человечек разговаривал по междугородному телефону с актерским профсоюзом. Когда все детали были улажены к удовлетворению профсоюза и Фостер Бенедикт вылетел в Бостон, он не мог рассчитывать приземлиться в Райтсвилле раньше чем без пяти восемь вечера. У него едва оставалось время загримироваться, облачиться в костюм и выбежать на сцену к поднятию занавеса в половине девятого.

Эллери вошел в вестибюль переделанного «Бижу», распахнул обитые черной кожей двери и очутился в зале театра Скатни Блуфилда.

В элегантно отделанном интерьере царила гнетущая тишина. Актеры в гриме и костюмах сидели среди освещенных декораций первого акта, либо потягивая кофе, либо уставясь в темноту зала. Хорошенькая блондинка, в которой Эллери узнал Джоан Траслоу, растянулась в напряженной позе на кушетке, где Дон Жуан — Бенедикт должен был соблазнить ее, служа искусству. Роджер Фаулер в комбинезоне массировал ей виски.

Эллери проскользнул по последнему проходу справа и прошел через дверь за кулисы. Он оказался в тесном треугольном пространстве слева от сцены. На двери справа была нарисована звезда и висел плакат с наспех сделанной надписью: «М-р Бенедикт». Узкая железная лестница вела на миниатюрную площадку наверху и к еще одной уборной.

Терзаемый любопытством, Эллери открыл дверь со звездой и заглянул внутрь. В этой комнате Скатни превзошел сам себя. Поворот выключателя у двери ярко осветил лишенное окон помещение. Мягко гудел кондиционер. Отделанные деревянными панелями стены были увешаны гравюрами на театральные сюжеты. Повсюду валялись костюмы, а красивый туалетный стол с трельяжем был захламлен париками, горшочками и коробками с гримом и прочими принадлежностями, очевидно оставленными в таком виде Мэнсоном перед несчастным случаем.

Впечатленный увиденным, Эллери вышел из комнаты, едва не задев открытый металлический ящик с надписью «Инструменты», и направился, позади сцены, к другой стороне театра. Здесь находились просторная бутафорская, служебный вход, пульт управления с осветительными приборами и железная спиральная лестница, полдюжины ступенек которой вели к дополнительным уборным. Под ними на уровне сцены виднелась дверь с табличкой: «М-р Блуфилд. Не входить!». Эллери постучал.

— Я же сказал, никому не входить! — послышался пронзительный голос Скатни.

— Это Эллери Квин.

— А-а, тогда входите.

Кабинет являл собой маленькую симфонию из сверкающей стали. Скатни сидел за письменным столом, опустив левый локоть на блокнот, подпирая правым кулаком щеку и глядя на телефон. Эллери пришел на ум Наполеон после битвы при Ватерлоо, размышляющий об упущенной победе.

Арч Даллмен стоял у окна, жуя потухшую сигару. Когда Эллери вошел, он даже не обернулся.

Эллери опустился на стул.

— Штормовое предупреждение?

Кроличий нос дернулся.

— Бенедикт звонил из бостонского аэропорта. Все рейсы задерживаются.

Окно осветилось, словно взорвалась атомная бомба. Даллмен отпрянул, а Скатни вскочил на ноги. Удар грома сотряс висящие на стенах театральные фотографии. Сразу же небеса разверзлись, и переулок за окном превратился в реку.

— Дело дрянь, — сказал Даллмен, посмотрев на часы. — Скоро начнут собираться зрители. Придется отменить спектакль.

— И дать им еще один шанс посмеяться надо мной? — Блуфилд выпятил подбородок. — Мы задержим начало премьеры.

— Насколько, по-вашему, нам удастся его задерживать? Самолет Бенедикта, возможно, не взлетит еще несколько часов.

— Гроза уходит на северо-запад, Арчер. В Бостоне должно проясниться с минуты на минуту. А оттуда всего полчаса лету.

Даллмен вышел. Эллери слышал, как он приказывает зажечь свет в зале и опустить занавес.

Телефон зазвонил в восемь двадцать пять. Скатни схватил трубку.

— Что я вам говорил? Он вылетает!

Фостер Бенедикт прибыл в театр в восемнадцать минут десятого. Дождь прекратился, но переулок, ведущий к служебному входу, был покрыт лужами, и актеру приходилось перепрыгивать их. Судя по его нахмуренному лицу, он воспринимал лужи как личное оскорбление. Скатни и Даллмен прыгали вместе с ним, говоря одновременно.