– У вас самого, стало быть, есть подозрения. Тогда почему вы не скажете о них вслух?
– А почему… Почему вы решили, что я имею право делиться с кем-то своими подозрениями? – раздраженно ответил я вопросом на вопрос. – Рядом находился врач. Как мог я, к медицине никакого отношения не имеющий, высказывать какие-то свои соображения?
– М-м~м… Это резонный довод. И все же, Тацуя-кун, хотел бы дать вам совет: если в будущем что бы то ни было покажется вам подозрительным, необычным, лучше без колебаний сразу же заявить об этом вслух. Если не сделать этого, трудно вообразить, к каким горьким последствиям это может привести.
– Господин Киндаити, что кроется за этими вашими словами?
– Видите ли, у вас представление о деревенских несколько искаженное. Но коль скоро вы вернулись в родные места, вы должны быть готовы ко всякому. Местные жители ожидают новых несчастий. Да, конечно, люди здесь суеверны, но именно поэтому еще более опасны. И упрямы настолько, что доводы разума бессильны. Тут считают вас причастным и к смерти деда Усимацу, и к смерти брата. И уверенность в этом у них только крепнет. Вам надо быть чрезвычайно осмотрительным.
На мое сердце легла свинцовая тяжесть.
– Простите, Тацуя-кун. Мы видим друг друга первый раз, а я такого наговорил… – снова мягко улыбнулся мне Киндаити, – но примите это как выражение заботы старшего о младшем… Так что, Тацуя-кун, расскажите, что вы думаете о последних минутах жизни вашего брата. Я понимаю, излагать собственные ощущения нелегко, постарайтесь дать объективно общую картину.
Да, так мне действительно было легче. Я, как сумел, изложил подробности происходившего в комнатке со спертым воздухом в последние минуты жизни брата. Иногда Киндаити прерывал мой монолог, и его вопросы и замечания освежали мою память.
Когда я наконец закончил рассказ, он спросил:
– А когда вы сравнили агонию старика Усимацу с обстоятельствами кончины брата, вам не показалось, что обе смерти были абсолютно одинаковыми?
Я согласно кивнул головой. Какое-то время Коскэ Киндаити размышлял в молчании. Потом поднял на меня глаза:
– Я думаю, Тацуя-кун, история на этом не закончится. И в деревне она получила огромный резонанс, и у вас самого есть основательные подозрения, наблюдения. Не исключено, что делом этим займется полиция.
Сказав это, он пытливо взглянул на меня, будто хотел уловить впечатление, произведенное его словами.
Предположение Коскэ Киндаити подтвердилось. Не прошло и трех дней, как представители полицейского управления города Окаямы цепочкой потянулись в деревню. Труп брата был эксгумирован, врач полицейского управления и доктор Сюхэй Араи произвели вскрытие, и уже на второй день был официально объявлен вывод: наличие в теле брата ядовитого вещества означало факт отравления. К тому же яд, обнаруженный в организме брата, был точно таким же, каким отравили старика Усимацу.
Я находился на грани нервного срыва. Я понимал, что должен действовать, что сделать предстоит немало, но не знал, с чего начать. Пожалуй, в первую очередь надо осмыслить свое место в череде событий.
Ну, во-первых, прослеживается ли какая-нибудь связь между смертями старика Усимацу и брата и моим возвращением в деревню? Иными словами, является ли факт моего возвращения в деревню или даже намерение вернуться причиной этих смертей? А если бы меня не разыскали или разыскали бы, но я отказался бы ехать в деревню, как разворачивались бы события?
Это следовало всесторонне обдумать.
Кроме того, мне непонятны мотивы, цели убийств. Впрочем, не только для меня, это для всех остается загадкой: зачем, почему убили деда? Он поехал за мной, а кто-то очень не желал моего возвращения? Однако никаких доказательств этого нет. Мияко отыскала меня и безо всяких проблем привезла в деревню.
Ничуть не яснее была и причина убийства Куя. Какое-то чувство подсказывало мне, что, если не брат, кто-то другой должен был в тот вечер стать жертвой убийцы. Может быть, я сам. Удастся ли мне дожить до конца лета?
Преступник делает свое дело, но при этом остается в тени. И я не должен забывать, что опасность рядом и она велика.
Кстати, хочу отметить, что полиция трясла всех домашних и доктора Куно Цунэми, лечившего брата и что-то прописывавшего старику. Доктору досталось больше всех.
Я и сейчас до мельчайших деталей помню, как умирал брат. Зайдясь в кашле, он попросил бабушек Котакэ и Коумэ дать ему лекарство. Одна из них вытащила из стоявшей у изголовья шкатулки завернутый в бумагу порошок. Из множества порошков она, не выбирая, вынула этот, первый попавшийся; его Куя и выпил.
Читать дальше