Сэйси Ёкомидзо - Деревня восьми могил

Позднее мне подробнее рассказали о дяде Куно. Его полное имя – Куно Цунэми. Лет шестидесяти, худощавый, пучеглазый, с сильной проседью, с жестким характером. Сейчас он равнодушно наблюдал за задыхающимся от кашля Куя. Я же, взглянув на больного, подумал, что, если бы взглядом можно было убивать, мой дядя уже давно был бы мертв. У Куно были правильные черты лица, в молодости он, вполне вероятно, слыл красавцем, но с годами и характер, и внешность его становились все менее приятными. Единственное, что можно было прочитать в его глазах, – неприязнь ко всему окружающему.

В центре внимания всех присутствовавших был Синтаро Сатомура. Его настроение мне уловить не удалось, как я ни старался. Он был приблизительно одного с Харуё возраста, полноватый, светлокожий, коротко стриженный, но обросший щетиной, в сильно поношенной одежде. Короче говоря, в полном соответствии с отзывом Мияко, – типичный отставной военный. Он сидел насупившись, ни на кого не глядя, невозмутимо скрестив руки на груди.

Рядом с Синтаро расположилась моя двоюродная сестра Норико. Я не слишком пристально разглядывал ее, но сразу отметил ее непривлекательность. Мне почему-то пришло в голову, что, будь она красива, я бы чувствовал сострадание к ней, даже вину за злодеяния отца. Но увы, красавицей она не была, и вместо сострадания и вины я ощутил некое успокоение.

Она с жадным любопытством рассматривала всех собравшихся. Внешне мы с ней были очень похожи, только лоб у нее был высоким и щеки впалые. Вообще же она выглядела не столько юной, сколько, я бы сказал, недозревшей, – по-видимому, следствие того, что родилась она недоношенной. Она недоуменно переводила взгляд с одного на другого, пока не уставилась на меня с какой-то пытливостью. Хотя нет, то была, конечно, не пытливость, а наивный интерес к незнакомому человеку.

Приступ кашля у брата никак не проходил, дыхание становилось все более тяжелым, атмосфера в комнате все более гнетущей, но присутствовавшие по-прежнему даже не пытались помочь ему.

Неожиданно Куя замахал руками и с трудом произнес:

– Тупицы! Вы все тупицы! Мне так тяжело, хоть бы кто-нибудь из вас, хоть как-то… Идиоты! – Он опять зашелся кашлем, на висках заблестел пот. – Лекарство! Дайте лекарство! Ну! Кто-нибудь!!

Бабушки переглянулись. Одна из них подошла к изголовью, открыла стоявшую рядом шкатулку и достала завернутый в бумагу порошок. Вторая бабушка поднесла воды, чтобы запить лекарство.

Куя медленно приподнял голову, полусел на постели и потянулся к стакану с водой. Но, будто передумав, повернулся ко мне:

– Тацуя! Вот, смотри, это мое лекарство. Хорошо помогает.

Я и по сию пору не могу понять, что Куя хотел этим сказать. Просто съязвил в адрес доктора Куно? Так или иначе, мне его слова показались странными и даже какими-то зловещими.

Выпив лекарство, брат некоторое время лежал спокойно, только тонкие брови слегка подергивались. Чуть позже это неприметное движение прекратилось, и у меня екнуло сердце.

Внезапно брат забился в конвульсиях:

– Тя… тяжело… А-а-а… Во… воды…

Он сполз с постели, судорожно схватившись обеими руками за горло. Перед моим взором возникла картина скоропостижной смерти деда, и ледяной холод объял меня.

– Ой, бабушки! Куя-сан совсем плохо!..

Обе бабушки в растерянности приблизились к извивавшемуся в страшных мучениях брату. Попытались напоить его, но пить он был не в состоянии, стакан постукивал о его зубы.

– Куя, крепись! Вот вода!

Брат оттолкнул бабкину руку, жутко захрипел, на белой подушке заалел сгусток крови. Больше он не шелохнулся.

Доктор Куно сделал ему несколько уколов, но никаких результатов они не дали.

Окружающие невозмутимо взирали на происходящее.

– Переволновался. Сам себя угробил, – объявил Куно, обводя всех присутствующих тусклым взглядом.

Я грозно зыркнул на него, и Куно как будто оробел и опустил глаза. Меня молнией поразила мысль, что ему известно нечто, о чем он не желает распространяться. Эта мысль гвоздем засела в голове.

Я взглянул на Синтаро. Он по-прежнему был для меня загадкой. Когда агония только началась, на лице Синтаро обозначились удивление и страх, но когда стало ясно, что Куя мертв, на нем снова появилась маска безразличия.

Лицо Норико выражало всего лишь наивное удивление.

Мне хотелось закричать: «Он умер не от болезни! Я видел, как умирал дедушка Усимацу! Точно так же! Кто-то отравил Куя-сан!»

Но подавил рвавшиеся наружу слова. В конце концов, Куя действительно долго и тяжело болел, рядом находился врач. Его смерти ожидали, чуть раньше или чуть позже она все равно бы наступила. И домашние, и администрация деревни восприняли ее как неизбежность.