Артур Конан Дойл - Собака семьи Баскервилль

Случилось так, что спустя небольшое количество времени, Хьюго оставил своих гостей для того, чтобы принести ещё пищи и напитков – а то ещё и с другими скверными намерениями, случайно заглянул к своей пленнице, и, таким образом, обнаружил, что клетка пуста, а птичка-то и улетела. Затем, как видно, не без помощи дьявола, он сбежал вниз по ступенькам в обеденный зал, запрыгнул на большой стол, – бутыли и разделочные доски разлетелись перед ним, и он громко прокричал перед всей компанией, что в эту же ночь предоставит своё тело и душу в распоряжение отца Зла, если он только сможет догнать девку. И пока кутилы, ошеломлённые, стояли перед этим разъяренным человеком, ещё более скверным, или, может быть, ещё более пьяным, чем остальные, он объявил во всеуслышание, что надо послать по следу девицы гончих собак. При этих словах Хьюго выбежал из дома, позвал своих конюхов и приказал седлать свою кобылу, открыть конуру и дать гончим псам платок девушки, пустил их по следу и с громкими криками поскакал при лунном свете через пустошь.

Теперь пьяные кутилы стояли некоторое время, разинув рты, будучи не в состоянии понять, что за опрометчивый поступок был сделан в их присутствии. Однако вскоре их разум смутила та история, которая должна была разыграться посреди пустоши. Все начали шуметь, кто-то требовал принести пистолеты, кто-то приказывал привести лошадей, остальные взялись за фляги с вином. Но постепенно некоторое сознание возвратилось в их взбесившиеся умы, и некоторые из них, числом тринадцать, сели на лошадей и начали поиски. Луна ярко освещала им дорогу, и они быстро ехали в ряд, следуя той дорогой, по которой, по-видимому, должна была бежать девушка, если она держала путь к себе домой.

Они проскакали милю 18 18 1 английская сухопутная миля = 1609,34 м. или две, когда увидели на пустоши ночного пастуха, и крикнули, не видел ли он охотников со сворой собак?

И этот человек, как рассказывают, настолько был без ума от страха, что едва не лишился дара речи, но, в конце концов, он всё же сказал, что и в самом деле видел несчастную девицу, по следу которой гнались гончие собаки. „Но я видел больше, – сказал он. – Мимо меня проскакал Хьюго Баскервилль, он пронёсся на чёрной кобыле, а за ним молча гналась собака такого адского вида, что у меня, спаси, Господи, вся душа ушла в пятки“. И пьяные сквайры, осыпав пастуха проклятьями, поехали вперёд. Но вскоре они похолодели от страха, потому что, когда они скакали галопом через пустошь, они увидели чёрную кобылу, покрытую белой пеной, с болтающимися поводьями и пустым седлом. Тогда гуляки сбились в кучу, поскольку смертельный ужас объял их, но они всё ещё скакали через пустошь, несмотря на то, каждый из них, будь он здесь один, счёл бы за благо повернуть свою лошадь домой. Таким образом, они медленно ехали, и наконец, они догнали пущенных по следу гончих. Собаки, несмотря на то, что они были хорошей породы и отличались известной храбростью, подвывая, сбились в кучу в низине, или „goyal“, как мы её называем, которые бывают в нашей пустоши, некоторые ускользнули прочь, а другие, выпучив глаза, уставились на узкую долину, лежащую перед ними, и шерсть на загривках стояла у них дыбом.

Вся компания начала соображать лучше и была уже более трезвой, чем вы можете себе представить, по сравнению с тем, когда она выехала из Баскервилль-Холла. Большинство из них было, без сомнения, разумными людьми, но трое – самые храбрые или, может быть, самые пьяные – спустились вниз в лощину. И тут они оказались на широкой долине, на которой стояли два больших камня, те, которые и сейчас можно здесь видеть, они были тут поставлены в старину людьми, чьи имена, без сомнения, уже давно забыты. Луна ярко сияла над пустошью, и там посередине лежала несчастная девушка, которая упала замертво от страха и усталости. Но не к ней были прикованы их взгляды, а к телу Хьюго Баскервилля, лежащему около неё, и встали дыбом волосы на головах этой бесшабашной троицы гуляк, ибо было так, что над Хьюго стояло и терзало его горло, некое нечистое создание, большой и чёрный зверь, подобный гончей собаке, но больше, чем любая из гончих собак, которых когда-либо видел глаз смертного. И, прежде, чем они увидели, как это создание порвало глотку Хьюго Баскервилля, и то, как оно повернуло свои пылающие пламенем глаза и сомкнуло на нём челюсти, все трое с ужасными воплями, спасая свою жизнь, поскакали через пустошь. Один из них, как рассказывают, умер, не пережив этой ночи, двое других остались в живых, но повредились умом.