Джон Карр - Три гроба

Хэдли умолк при звуке знакомых ковыляющих шагов, сопровождавшихся постукиванием трости, которые словно заколебались у двери после слов суперинтендента. Потом доктор Фелл распахнул дверь и вошел в библиотеку, дыша с присвистом. В его глазах не было искорок. Он выглядел таким же пасмурным, как свинцовое небо за окнами, от которого веяло чувством обреченности.

— Ну? — поторопил его Хэдли. — Вы узнали то, что хотели узнать из этих писем?

Доктор Фелл зажег черную трубку, бросил спичку в камин и криво усмехнулся:

— Да, я узнал то, что хотел узнать… Излагая свои теории в субботу вечером, Хэдли, я дважды невольно повел вас по неправильному следу. Я проявил такую чудовищную тупость, что если бы вчера не докопался до истины, то заслужил бы самое худшее наказание, уготованное для дураков. Тем не менее ошибался не только я. Случай и обстоятельства привели к еще худшей ошибке, превратив в необъяснимую загадку то, что в действительности является обычным отвратительным убийством. Конечно, я не отказываю убийце в проницательности, но… Короче говоря, я узнал, что хотел.

— Так что было в этих бумагах?

— Ничего.

В голосе, которым он произнес это слово, слышалось нечто жуткое.

— Вы имеете в виду, — воскликнул Хэдли, — что эксперимент не удался?!

— Напротив, он удался. Я имею в виду, что на этих бумагах ничего не было написано. Ни строчки, ни слова, ни буквы — никакого намека на страшные тайны, которые, как я говорил вам в субботу, мы могли надеяться обнаружить. Правда, там оказалось несколько кусков более плотной бумаги — вроде картона, — где были напечатаны одна или две буквы.

— Но зачем сжигать письма, если они не…

— Потому что они не были письмами. Вот в чем заключалась наша ошибка. Неужели вы не понимаете, что это были за бумаги?.. Ну, Хэдли, нам лучше поскорее покончить с этой неразберихой и выбросить ее из головы. Вы хотите познакомиться с убийцей-невидимкой? С проклятым упырем и полым человеком, который является нам в кошмарных снах? Отлично, я представлю его вам. Автомобиль с вами? Тогда поехали. Я собираюсь посмотреть, удастся ли мне добиться признания.

— От кого?

— От кое-кого в доме Гримо. Пошли.

Рэмпоул видел, что конец близок, и боялся его, хотя понятия не имел, каким он может быть. Хэдли пришлось вручную заводить полузамерзший мотор. По пути они несколько раз застревали в пробках, но суперинтендент даже не ругался. А самым спокойным был доктор Фелл.

Все шторы в доме на Расселл-сквер были задернуты. Он казался еще мрачнее, чем вчера, так как в него вошла смерть. Внутри было так тихо, что посетители даже услышали звонок, когда доктор Фелл нажал на кнопку. После долгого ожидания дверь открыла Энни без чепчика и фартука. Она выглядела бледной и напряженной, но спокойной.

— Мы бы хотели повидать мадам Дюмон, — сказал доктор Фелл.

Хэдли вглядывался внутрь, оставаясь бесстрастным. Энни, шагнув назад, заговорила из темноты холла.

— Мадам Дюмон сейчас с… она там. — Девушка указала в сторону двери гостиной. — Я позову… — Она судорожно глотнула.

Доктор Фелл покачал головой. Он двинулся вперед с удивительным проворством и бесшумно открыл дверь.

Коричневые шторы были задернуты, а кружевные занавеси ослабляли и без того тусклый свет, проникающий сквозь щели. Мебель скрывалась в тени, кроме единственного черного металлического предмета, обшитого белым атласом. Это был открытый гроб. Вокруг него горели свечи. С того места, где стоял Рэмпоул, он мог видеть только кончик носа на мертвом лице. Но свечи, а также запах цветов и ладана словно переносили сцену из Лондона в дикую гористую местность Трансильвании, где золотой крест оберегал от дьявола, а венки из чеснока отгоняли вампиров.

Но прежде всего они заметили не это. Эрнестина Дюмон стояла у гроба, вцепившись рукой в его край. Отблески пламени свечей превращали ее седеющие волосы в золотые, смягчали угловатость плеч. Когда женщина медленно повернула голову, они увидели ее глубоко запавшие и полные слез глаза, как будто она все еще не могла выплакаться. Ее грудь тяжело вздымалась. На плечи была наброшена плотная шаль с длинной бахромой, расшитая полосками красной парчи и бисером, который поблескивал при свете, как последний штрих варварства.

Наконец женщина увидела пришедших. Обе руки стиснули край гроба, словно защищая мертвого. Локти раздвинулись в стороны под колеблющимся пламенем свечей.

— Вам лучше признаться, мадам, — мягко произнес доктор Фелл. — Поверьте, это пойдет вам на пользу.