Уильям Уилки Коллинз - Деньги миледи

Обратясь к камину, она позвонила. «Я ничего не могу сделать по этому поводу, – думала она, – пока не узнаю, можно ли полагаться на то, что здесь говорится о мистрис Толмидж и ее семействе».

– Вернулся ли Муди? – спросила она, когда слуга появился в дверях.

Муди (управляющий миледи) еще не возвращался. Леди Лидиард, отложив дальнейшие размышления о вдове художника до возвращения своего управляющего, обратила свои мысли ни предмет домашнего интереса, близко касавшийся ее сердца. Любимая ее собака заболела несколько времени тому назад, и сегодня утром она не получала о ней еще никакого известия. Она отворила дверь близь камина, которая вела чрез небольшой коридор, увешанный редкими картинами, в ее будуар.

– Изабелла! – крикнула она. – Что Томми?

Свежий молодой голос отвечал из-за портьеры в дальнем конце коридора.

– Ничуть не лучше, миледи.

Тихое ворчание, послышавшееся вслед за свежим молодым голосом, прибавило (на собачьем языке): «Гораздо хуже, миледи, гораздо хуже!»

Леди Лидиард затворила дверь со вздохом соболезнования о Томми и стала ходить взад и вперед по просторной гостиной, ожидая возвращения управляющего.

Выражаясь точно, вдова лорда Лидиарда была мала ростом и толста и достигла шестидесятого года со дня своего рождения.

Но можно было сказать, не делая ей комплимента, что на вид она была моложе, по крайней мере, на десять лет. Цвет лица ее имел нежный розовый оттенок, какой иногда можно встретить у хорошо сохранившихся старух. Глаза ее (также хорошо сохранившиеся) были светло-голубого цвета, который отличается прочностью и не смывается слезами. Прибавьте к этому ее короткий нос, полные щеки, не допускавшие морщин, седые волосы, завитые в тугие мелкие локоны, и, если бы кукла могла вырасти, леди Лидиард в шестьдесят лет была бы живым изображением этой куклы, легко смотрящей на жизненный путь, ведущий к прекраснейшей из могил на кладбище, где мирты и розы цветут круглый год.

Упомянув о ее достоинствах, беспристрастный рассказчик должен сознаться, что в числе ее недостатков было полнейшее отсутствие такта и вкуса в одежде. Истекшее время траура по смерти лорда Лидиарда давало ей право одеваться как угодно, и она украшала свою короткую полную фигуру цветами слишком яркими для женщины ее лет. Платья ее, при дурном выборе цвета, были, может быть, не дурно сшиты, но она дурно их носила. В нравственном отношении, так же, как и в физическом, внешность леди Лидиард была ее худшею стороной. Аномалии ее платья гармонировали с аномалиями ее характера. Были минуты, когда она чувствовала и говорила как прилично женщине высшего круга, но были также другие минуты, когда она чувствовала и выражалась как кухарка. Под этими резкими несообразностями скрывалось великое сердце, замечательно правдивая и великодушная натура, которая ждала только достаточного повода, чтоб обнаружиться. В пустых светских разговорах она была откровенна до смешного. Но, когда серьезные и непредвиденные случаи подвергали испытанию тот металл, из которого она была действительно сделана, люди, которые громче других смеялись над нею, останавливались в изумлении и не могли понять, что сталось с хорошо известною им особой, которую они привыкли встречать в повседневной жизни.

Миледи прошлась всего несколько раз по комнате, когда человек, одетый в черное, бесшумно появился у большой двери, выходившей на лестницу. Леди Лидиард сделала нетерпеливый знак, чтоб он вошел в комнату.

– Я ждала вас несколько времени Муди, – сказала она. – Вы имеете усталый вид. Сядьте.

Человек, одетый в черное, почтительно поклонился и сел.

Роберту Муди было в то время около сорока лет. Это был застенчивый, тихий, смуглый человек с бледным гладко выбритым лицом, приятно оживленным большими черными, глубоко посаженными глазами. Рот его был, может статься, лучшею чертой его лица: у него были тонкие, хорошо очерченные губы, которые в редких случаях смягчались очаровательною улыбкой. Вся наружность этого человека, невзирая на постоянную его сдержанность, внушала полнейшее к нему доверие. Положение его в доме леди Лидиард было не совсем ничтожное. Он был ее секретарем и управляющим, распределял ее благотворительные пожертвования, писал деловые письма, платил по счетам, нанимал слуг, пополнял ее винный погреб, имел право брать книги из ее библиотеки и обедал в своей комнате. Такой особливой милости он обязан был своим происхождением. По рождению он принадлежал к классу джентльменов. Отец его потерпел неудачу в качестве провинциального банкира во время биржевой паники, он выплатил своим компаньонам хороший дивиденд и, с разбитым сердцем удалившись за границу, вскоре умер. Роберт старался поддержать приличное ему место в свете, но несчастная судьба не давала ему подняться. Незаслуженные неудачи преследовали его с одной службы на другую, пока он не оставил попытки бороться, простился со своею гордостью и принял деликатно предложенное ему место в доме леди Лидиард. В настоящее время никого из родных его не было в живых, друзей у него всегда было не много. В свободное от занятий время он вел уединенную жизнь в своей маленькой комнате. Среди женской прислуги дома было предметом всеобщего тайного удивления, каким образом он до сих пор не женат, несмотря на свои личные достоинства и многие случаи, которые без сомнения ему представлялись. Роберт Муди не входил в объяснения по этому поводу. Тихо и печально он продолжал вести свою тихую и печальную жизнь. Женщины, начиная с красивой экономки, потеряв надежду произвести на него впечатление, утешались пророческим предвидением его будущей судьбы и мстительно предсказывали, что «его время еще придет».