Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

Поскольку я был слишком хорошо знаком с жестокой реальностью литературной жизни в Америке, где даже талантливый писатель может постоянно жить на пороге нищеты, у меня моментально возникло искушение сообщить девочке, что ее шансы разбогатеть и прославиться практически равны нулю. Подобные вещи, сколь бы они ни были неприятны, могли, в конце концов, избавить ее от долгих лет бесплодных усилий, неоднократных разочарований и постепенно копящейся горечи. Однако энтузиазм Луи был настолько безыскусным, что я не мог решиться разрушить ее ребяческие иллюзии. Вместо этого я еще раз одобрил ее похвальные притязания и сменил тему, остановившись на «Записках Пиквикского клуба» мистера Диккенса – книге, в которую девочка была настолько влюблена, что могла на память цитировать целые куски.

Через несколько минут мы подошли к жилищу доктора Фаррагута. Взойдя на крыльцо вместе с Луи, я постучался. Когда на мой сигнал никто не откликнулся, я попробовал снова, но столь же безрезультатно.

– Похоже, его нет дома, – сказала Луи.

Кажется, да, – ответил я. Бросив взгляд через лужайку на сарай, я указал на хорошо видную внутри повозку. – Однако, поскольку он не взял свой экипаж, – сказал я, – можно предположить, что отправился он не так далеко и вернется довольно скоро.

Потянув за ручку, я обнаружил, что дверь не заперта.

– Давай останемся и подождем минут двадцать, – сказал я. – Думаю, доктор Фаррагут не станет возражать, если мы посидим в его гостиной.

Распахнув дверь, я провел Луи внутрь. Меня моментально поразил царивший всюду полумрак. Нигде в доме не горело ни единой лампы, и, хотя занавески на всех окнах были отдернуты, день стоял такой сумрачный, что свет почти не проникал сквозь оконные стекла.

Пройдя в гостиную, я быстро зажег настольную лампу. Однако не успел я этого сделать, как услышал звук, от которого кровь застыла у меня в жилах: низкий, жуткий, дрожащий человеческий стон, исполненный муки.

– О Боже, что это? – сказала Луи, глядя на меня из-под огромных полей шляпы широко раскрытыми глазами.

– Возможно, в конце концов, доктор Фаррагут дома, – предположил я, – и даже лечит сейчас какого-нибудь беднягу, который страдает от острой боли. Если это так, то понятно, что врач настолько погружен в свое дело, что не слышал, как мы стучали.

– Звучит складно, – сказала Луи, впрочем без особой уверенности. Сидя рядом с девочкой на том же диване, на котором я сидел вчера, я до предела напряг слух. Когда мгновение спустя звук повторился, я почувствовал, как каждую клеточку моего организма сотрясла Дрожь, словно я прикоснулся к проводам гальванической батареи. На сей раз ошибиться в том, чьи это стоны, было невозможно.

Это был голос самого доктора Фаррагута. И предсмертные хрипы, вырывавшиеся из его глотки, были, скорей, мольбой.

– Помогите мне… Помо…

Мы нашли его в комнате, которая, судя по находившимся в ней предметам – мензуркам, колбам, ступке с пестиком, полкам, уставленным пузырьками с лекарствами, – совершенно очевидно служила доктору лабораторией. Он неуклюже сидел на трехногом табурете, упершись локтями в бедра, низко опустив голову и обхватив ее руками. Увидев на голом дощатом полу большую лужу того, что оказалось свернувшейся кровью, я сделал вывод, что Фаррагут только недавно дотащился до табурета, долгое время пролежав без сознания.

Когда, сопровождаемый Луи, я бросился к нему, пожилой джентльмен взглянул на меня. Даже в сумраке неосвещенной комнаты я заметил, что на лице его написано крайнее замешательство.

– Кт-т-то эт-т-о? – запинаясь, пробормотал он. – Пожалуйста, умоляю, не бейте меня снова!

– Не бойтесь, доктор Фаррагут, – мягко произнес я. – Вы в безопасности. Это я, мистер По.

– По? – переспросил он тоном человека, пытающегося вспомнить давно позабытое имя. – Но что… как?

В этот момент в комнате неожиданно стало светлее. Оглянувшись через плечо, я увидел, что моя юная спутница зажгла масляную лампу, стоявшую на заваленном рабочем столе.

– О Господи, – простонал доктор Фаррагут, осторожно ощупывая свой череп. – Моя бедная голова.

– Разрешите взглянуть, – сказал я, заходя сзади.

Хотя доски пола были почти сплошь в запекшейся крови, я знал, что даже небольшие раны на голове вызывают сильнейшее кровотечение, поскольку черепная коробка густо опутана сетью кровеносных сосудов. Вот и теперь когда я осторожно раздвинул окружавшие рану спутанные волосы, то увидел, что на самом деле она оказалась не такой страшной, какой могла бы быть: длинное рваное, но поверхностное ранение, задевшее только кожный покров. Прилегающая часть также сильно распухла, образовав гематому, в просторечии именуемую «гусиным яйцом».