Артур Конан Дойль - Приключение с высокородным клиентом

– Но, Холмс, – сказал я, – если верить газетам, вы при смерти.

– Именно это впечатление, – ответил он, – я и хотел создать. А теперь, Ватсон, вы свои уроки выучили?

– По крайней мере попытался.

– Отлично. Вы способны поддержать умный разговор на эту тему?

– Думаю, что да.

– В таком случае передайте мне вон ту коробочку с каминной полки.

Он открыл крышку и достал маленький предмет, тщательно завернутый в тонкий восточный шелк. Шелк он снял, и я увидел хрупкое блюдечко самого чудесного синего цвета.

– С ним надо обходиться очень бережно, Ватсон. Это подлинный тончайший фарфор эпохи династии Мин. В «Кристи» никогда не выставлялось на аукцион образчика лучше. Полный сервиз стоил бы несметной суммы, хотя сомнительно, что где-либо найдется полный сервиз, если не считать императорского дворца в Пекине. Настоящий знаток сойдет с ума при одном взгляде на него.

– Что я должен с ним сделать?

Холмс вручил мне визитную карточку, на которой было напечатано: «Доктор Хилл Бартон, 369, Хаф-Мун-стрит».

– Это, Ватсон, ваше имя на сегодняшний вечер. Вы нанесете визит барону Грюнеру. Я кое-что знаю о его привычках, и в половине восьмого он, вероятно, ничем занят не будет. Письмо заранее известит его о вашем визите и о том, что с вами будет предмет из абсолютно уникального сервиза эпохи Мин. Вам лучше представиться врачом, поскольку эту роль вы можете играть без притворства. Вы коллекционер, вы узнали про этот сервиз. Вы слышали про интерес барона к китайскому фарфору, и вы не прочь расстаться с ним за подобающую цену.

– Какую именно цену?

– Отличный вопрос, Ватсон. Вы, безусловно, сильно споткнетесь, если не будете знать цены собственного товара. Блюдечко привез мне сэр Джеймс. Оно, насколько я понимаю, из коллекции нашего клиента. Вы не преувеличите, если скажете, что ему едва ли найдется равное в мире.

– Может быть, мне предложить, чтобы его оценил эксперт?

– Превосходно, Ватсон! Вы сегодня просто блистаете. Эксперт «Кристи» или «Сотсби». Ваша деликатность мешает вам назначить цену самому.

– Но что, если он меня не примет?

– Нет-нет, он вас примет. Он страдает манией коллекционирования в самой острой форме – и особенно это касается фарфора, признанным знатоком которого он является. Садитесь, Ватсон, и я продиктую вам ваше письмо. Ответа не потребуется. Вы просто сообщите, что придете и почему.

Это был восхитительный документ – короткий, вежливый и щекочущий любопытство коллекционера. Оно было отправлено с посыльным. В тот же вечер с бесценным блюдечком в руке и визитной карточкой доктора Хилла Бартона в кармане я отправился навстречу моему собственному приключению.

Прекрасный дом и сад указывали, что барон Грюнер, как и сказал сэр Джеймс, человек весьма богатый. Длинная подъездная аллея, обсаженная по обеим сторонам лавровыми кустами, выводила на широкое, усыпанное гравием, квадратное пространство, украшенное статуями. Дом был построен южноафриканским золотопромышленником в дни великого бума, и длинное низкое здание с башенками по углам, хотя и было архитектурным кошмаром, выглядело внушительно благодаря своим размерам и солидности постройки. Дворецкий, который мог бы украсить скамью епископов в Палате лордов, впустил меня и передал заботам облаченного в плюш лакея, который проводил меня к барону.

Он стоял перед большим стеклянным шкафом, помещенным между окнами, содержавшим часть его китайской коллекции. Дверцы шкафа были открыты. Когда я вошел, барон обернулся, держа в руке коричневую вазочку.

– Прошу, садитесь, доктор, – сказал он. – Я оглядывал мои собственные сокровища и прикидывал, в состоянии ли я еще их пополнить. Этот маленький образчик времен Тан, датируемый семнадцатым веком, возможно, вас заинтересует. Уверен, вы никогда не видели более изящной работы или более чудесной глазури. Минское блюдечко, которое вы упомянули, у вас с собой?

Я бережно распаковал блюдечко и вручил ему. Он сел за письменный стол, пододвинул лампу и начал рассматривать блюдечко. Желтый свет озарял и черты его лица, так что я мог не спеша их изучить.

Он, бесспорно, был поразительно красивым мужчиной. Красота его славилась по всей Европе вполне заслуженно. Роста он, правда, был среднего, но прекрасно сложен и грациозен. Лицо смуглое, почти восточное, с большими темными томными глазами, бесспорно способными неотразимо чаровать женщин. Волосы и усы цвета воронова крыла, причем усы короткие, с закрученными кончиками и тщательно нафикстуарены. Черты лица – правильные и приятные, если не считать прямой линии узкогубого рта. Если мне когда-либо доводилось увидеть рот убийцы, то я видел его теперь перед собой: жестокий, неумолимый разрез над подбородком, крепко сжатый, свирепый и ужасный. Ему не следовало отделять губы от усиков, ведь рот этот был сигналом об опасности, которым его снабдила природа в предостережение его жертвам. Его голос ласкал слух, а манеры были безупречными. По его виду я дал бы ему немногим больше тридцати, хотя впоследствии выяснилось, что ему было сорок два года.