Артур Конан Дойль - Военно-морской договор

Больной откинулся на подушки, обессиленный длинным рассказом, а его заботливая сиделка немедля дала ему выпить подкрепляющую микстуру. Холмс сидел молча, откинув голову и закрыв глаза, в позе, которая могла бы показаться апатичной зрителю со стороны, но я-то знал, что она отражает верх сосредоточенности.

– Ваше описание было настолько исчерпывающим, – сказал он наконец, – что вы предвосхитили почти все мои вопросы. Однако остается один величайшей важности. Вы кому-нибудь упомянули, какое особое дело вам поручено?

– Никому.

– Для примера, присутствующей здесь мисс Гаррисон?

– Нет. Я же не возвращался в Уокинг в промежутке между тем, как получил это распоряжение и сел его выполнять.

– И никто из ваших близких знакомых к вам не заходил?

– Никто.

– А кто-нибудь из них знал, где именно находится ваш кабинет?

– О да! Они все побывали там.

– Впрочем, раз вы никому не упоминали про договор, эти расспросы бесцельны.

– Я никому о нем не говорил.

– Вам что-нибудь известно о швейцаре?

– Только что прежде он служил в армии.

– В каком полку?

– Я вроде бы слышал… В Колдскримском гвардейском.

– Благодарю вас. Не сомневаюсь, что дополнительные подробности я смогу узнать у Форбса. Официальная полиция великолепна, когда дело касается сбора фактов, хотя не всегда умеет использовать их с толком. Какой прелестный цветок роза!

Он прошел мимо дивана к окну и приподнял стебель вьющейся розы, глядя вниз на изысканное сочетание пунцовости и зелени. Для меня это явилось новой гранью его характера, поскольку прежде я не замечал у него ни малейшего интереса к природным красотам.

– Ничто не требует такой дедукции, как религия, – сказал он, прислоняясь к ставням. – Логик может построить ее как точную науку. И наивысшее знамение благости Провидения, мне кажется, заключено в цветах. Все прочее: наши таланты, наши желания, наша пища – бесспорно, необходимы для нашего существования в первую очередь. Но роза – это излишество. Ее запах и цвет служат украшению жизни, а не являются необходимым ее условием. Только благость дарит излишества, а потому, повторяю, цветы дарят нас надеждой.

Перси Флепс и его верная сиделка неотрывно смотрели на Холмса с розой. Их лица выражали изумление и заметное разочарование. А он впал в задумчивость, все еще держа в пальцах стебель розы с цветком. Это продолжалось несколько минут, пока мисс Гаррисон не прервала молчание.

– Видите ли вы какую-либо возможность разгадать эту тайну, мистер Холмс? – спросила она с некоторым раздражением в голосе.

– А, да, тайна! – отозвался он, словно неожиданно возвращаясь к реальности жизни. – Ну, было бы нелепо отрицать, что случай крайне темный и запутанный, но могу обещать вам, что я займусь им и сообщу вам о том, что найду значимым.

– Вы заметили хоть какой-то намек?

– От вас я получил семь подсказок, но, разумеется, мне надо будет проверить каждую, прежде чем оценить, насколько она значима.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Себя…

– Как так?

– В том, что сделал выводы слишком быстро.

– Так не поторопиться ли вам в Лондон проверить эти выводы?

– Превосходный совет, мисс Гаррисон, – сказал Холмс, выпрямляясь. – Думается, Ватсон, это самое лучшее, что мы можем сделать. Не поддавайтесь обманчивым надеждам, мистер Фелпс. Дело крайне запутанное.

– Меня будет снедать лихорадка ожидания, пока я не увижу вас снова! – вскричал дипломат.

– Ну, я приеду с тем же поездом завтра, хотя более чем вероятно, что выводы мои окажутся отрицательными.

– Господь да благословит вас за ваше обещание приехать! – воскликнул наш клиент. – Мысль о том, что хоть что-то предпринимается, вдыхает в меня новую жизнь. Кстати, я получил письмо от лорда Холдхерста.

– Ха! И что же он пишет?

– Тон его холоден, но не суров. Полагаю, что причина в моей тяжелой болезни. Он вновь указал, что дело чрезвычайной важности, и добавил, что никакие шаги относительно моего будущего предприниматься не будут – под чем, разумеется, он подразумевает мою отставку, – пока мое здоровье не восстановится и я не получу возможности исправить свой промах.

– Ну, это разумно и великодушно, – сказал Холмс. – Идемте, Ватсон, нас ждет в Лондоне очень трудовой день.

Мистер Джозеф Гаррисон отвез нас на станцию, и вскоре мы уже сидели в портсмутском поезде. Холмс погрузился в размышления и не открывал рта, пока мы не проехали Клэпемский железнодорожный узел.