– Конечно, я тоже такого мнения. По-моему, очень странно, что никому не пришло в голову отправиться в Уайт-Брэктон, пока на меня не снизошло озарение.
– Но в чем план Найджела? – спросил Лейланд. – Он хотел, чтобы его шифр оказался в руках полиции, чтобы она решила – что? Что Дерек жив?
– Конечно. Если допустить, что Найджел потерял след Дерека, это наипростейший способ убедить полицию в том, что Дерек жив, по крайней мере, был жив на момент смерти тетушки Альмы, когда ее завещание вступило в силу. После этого Дерек может умирать, сколько его душе угодно. Найджел не мог ему позволить умереть прежде тетушки, лишив себя таким образом наследства. А вам как кажется, мистер Кверк, стройное объяснение?
– Мне думается, вполне.
– Тогда мы с вами совершенно по-разному устроены. Мне тут видится одно огромное «но». Откуда Найджел мог совершенно точно знать, что миссис Кулмен оставила деньги Дереку и потому последнему необходимо выйти из тени? А если он этого наверняка не знал, то вряд ли стал бы действовать так оперативно, понимаете? С точки зрения первого наследства Дереку нужно было еще немножко побыть мертвым.
– Рискнуть, конечно, стоило, – кивнула Анджела. – На тот момент Дереку не нужно было быть покойником. Он мог спокойно воскреснуть в промежутке, а потом опять упокоиться.
– Не советовал бы ему усваивать обыкновение то упокаиваться, то воскресать, – покачал головой Бридон. – Подобные привычки могут вызвать подозрения и у самых простодушных законников.
– Я понимаю только одно, – перебил его Лейланд. – С какой стороны ни посмотри, нет оснований полагать, что Найджелу известно о кузене больше, чем нам. Если открытка его рук дело, то это явно выстрел наугад. А потому, прежде чем мы доберемся до Найджела Бертела, нам необходимо разыскать человека в плоскодонке.
– В определенном смысле да, – кивнул Бридон. – И все-таки если мы найдем Найджела, думаю, он кое-что нам прояснит.
– Если он жив. Но не забывайте, открытка отправлена из Паддингтона. Чтобы послать письмо из Паддингтона, необязательно обитать в Лондоне. Можно жить на любой станции Большой Западной железной дороги. Вы просто садитесь на лондонский поезд, а на следующем едете обратно.
– В одном пункте не могу согласиться с вашими умозаключениями, мистер Бридон, – сказал американец, стряхнув непродолжительную задумчивость. – Вы исходите из того, что Найджел хотел, чтобы его открытка попала в руки полиции. Но если так, почему он не послал ее на адрес лондонской квартиры Дерека? Во-первых, так она быстрее оказалась бы в полиции, и, во-вторых, он был бы в этом уверен, а не терялся в догадках.
– Вы правы, но лондонский адрес на открытке означал бы сговор. Поставьте себя на место Дерека, как это сделал Найджел: самым естественным было написать на оксфордский адрес.
– А знаете, – задумчиво проговорила Анджела, – как ни крути, похоже, мы примерно там же, где и были.
– Ты права, – согласился ее муж. – Вам не кажется, что пора кое-что нам рассказать, мистер Бертел?
Секунд пятнадцать собравшиеся в растерянности смотрели друг на друга. Выход из положения нашелся благодаря семейной слабости Бертелов – Найджел потерял сознание.
Когда бывшего мистера Кверка унесли в комнату и Анджела, не принимая возражений, отправилась ухаживать за ним, Бридон и Лейланд смогли свободно обсудить сложившуюся ситуацию.
– Сколько времени вы носили это в себе? – спросил Лейланд. – Вы сразу его узнали?
– Не совсем. Хотя что-то все время брезжило. Конечно, его мог узнать и персонал «Пескаря», но увы. Легко подозревать человека, когда он гримируется и маскируется. Куда сложнее догадаться, что человек вовсе без маски.
– Как это – без маски?
– Видите ли, этот наш студент Найджел Бертел все время рядился. Например, он сутуловат, но исключительно дорогой портной умудрился сотворить из него стройного мужчину. Ведь хозяйка «Миллингтонского моста» запомнила джентльмена, который держался очень прямо, правда? По крайней мере, он производил такое впечатление, хотя, если точнее, тут постарался его портной. Эразм Кверк – это Найджел, каким его никогда не видели друзья. У настоящего Найджела на лице тоже было желтое пятно, которое вы, конечно, видели у Кверка всю эту неделю. Студент устранял этот дефект при помощи грима. Понимаете, он очень неплохой актер, и благодаря гриму ему в общем удавалось наводить тень на плетень… Хотя, думаю, некоторых его друзей не ужаснуло бы истинное положение дел, лишь придало бы Бертелу дополнительный шарм. Конечно, будь это естественный цвет лица, после десяти дней на реке он бы принял интенсивный красноватый оттенок, и никакого мистера Кверка не получилось бы. Но, наверно, решающее значение все-таки имела прическа. У него гладкие, лоснящиеся волосы, и обычно он носил их очень длинными и зачесывал назад. А когда коротко подстригся (в маленькой парикмахерской города Суиндона), стала заметна лысоватость, придавшая ему совершенно другой облик. Еще всем памятна его манера говорить – медленно, жеманно, растягивая слова и с отвратительной надменностью. Это тоже аффектация, и, когда возникла необходимость, ему было совсем нетрудно отказаться от нее и заговорить как американец.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу