«Два дня тому назад, как всегда в случае возникновения потребности в новых заказах, он надел чёрную тройку и белую сорочку с бордовым галстуком и – в тёмных очках, с бордовым кейсом в руке – отправился на заводскую площадь. В 16 часов 15 минут он приблизился к книжному киоску, чтобы купить за двадцатъ пять копеек «Коммерческий вестник», а затем отойти к торцу киоска с Майклом Джексоном, глазеющим на проходную одного из заводов областного центра сквозь истоптанное клейкими лапками мух стекло, и монументализироваться с развёрнутой газетой в руках и кейсом между ног.
Иногда, если будущий заказчик был нетерпелив и успевал поинтересоваться о человеке в чёрном костюме и тёмных очках у киоскёрш, удавалось сэкономить двадцать пять копеек. Однако в этот раз Галина Петровна, знающая в лицо, по её личным подсчётам, около тридцати тысяч жителей города, скорчив удивлённо-отрицающую гримасу, покачала головой и потянулась за «Вестником».
Земля сквозь вихри рассеянной материи мчалась вокруг Солнца, заботливо погружая в его лучи квадратные километры смердящей шкуры. Кооперированные, стандартизированные и типизированные социальной формой движения материи бежали, толкая друг друга хрупкими скорлупками личных интересов, тысячи уплотнений механизма социальных связей, и тысячи комочков сознания, поражённого всеобщей коллективизацией, ласкали массово внушённые провоцирующие образы и идолы потребления, окрашенные нереализуемостью лелеемых притязаний.
И это почти непрерывное и неизбежное общение их между собой, называемое социальной жизнью, мелкими, но резкими взаимокасаниями душ и воль гонит их в нивелирующие оковы общественной системы, на орбиту стадного единения-приспособленчества. И отторгнутые за ненадобностью человеческие сущности скулящей мелодией мыслей и чувств реют над скоплениями людей, возмущая – в форме обратной связи – частицы материи атмосферы.
А брызги напряжённой материи – в свою очередь – метеоритным дождём обрушиваются на биосоциальную сферу, нарушая, в частности, состояние бдительного равновесия Арсова, который отнюдь не являлся дробящим поток валуном, а скорее – лишь относительно неподвижной временно занесённой в заводь щепкой.
Арсов вынул из кармана кость – чёрный белоглазый кубик, подбросил… Аккуратно разжал кулак – пятёрка. И неосознанно оглянулся. В трёх с половиной метрах позади него стоял крупноголовый и объёмистый темнобородый тридцатилетний мужчина, в джемпере и варёных брюках, но при галстуке и пупырчатой папке.
– Прошу прошения, вы Шварцборд? Я не обознался? – голосом, не соответствующим комплекции, вежливо-жиденьким, как тотчас же классифицировал его «Шварцборд», заговорил мужчина.
Арсов опустил взгляд. И удовлетворённо отметил, что интеллектуало-амбал стоит в позе взволнованно-робкого ожидания, сместив центр тяжести тела на носки туфлей. Уже ставшее привычным раздражение («полжизни без кличек – и на тебе»), полыхнув, рассосалось, раздробленное импульсом подогретого самолюбия.
Арсов понимал, что затянувшаяся пауза на фоне его, вероятно, ледяного взгляда и официального антуража тела грозит напряжением обстановки. Материальная основа накопления чего-то отрицательного, символизации не поддающегося, но требующего немедленного устранения, Арсову была не известна, и потому состояния спокойствия души он мог достичь единственным способом – усилием воли выступить за пределы чувственного мира, в мир реальных отношений двух реальных людей.
– У вас ко мне какое-то дело? – Арсов радостно оживился и даже поменял цвет лица, уловил ответный импульс и, не дожидаясь словесного ответа, предложил: – Идёмте в парк, там и поговорим.
– Не могли бы вы принять заказ на установление причин самоубийства?
Это – в парке, отвислостью брюк примериваясь к скамейке.
А раньше – двести метров до парка и тридцать – на иголках взглядов двух затаившихся под грязной акацией старушек да под вспышками обаяния только что прочитавшей о конфликте советских и югославских проституток и томившейся над проблемой определения количества рублей в пятидесяти динарах молодой и милой женщины.
Это – несколько минут разговора о погоде и предстоящем приезде Аллы Пугачёвой.
И, конечно, знакомство.
– Моё имя Максим… – проговорил Арсов и, словно бы поколебавшись секунду, закончил: – Нет, называйте меня просто Максимом. Или лучше – Максом. Это больше подходит к имени Шварцборд.
Читать дальше