– Сашенька, как скоро ты вернешься? – серьезно спросила Таня.
– Не знаю, милая. Должно быть, нескоро.
Она вцепилась ручками в грудь Боровского, отказываясь отпускать. Саша как мог успокаивал сестру, но даже от этих слов слёзы не переставали бить ручьём, стекая на надутые щёки, покрасневшие от того, что их много тёрли.
– Я буду писать письма каждую неделю… обещаю тебе, Таня. Ты даже не почувствуешь, что одна.
Экипаж уже ожидал. Любовь Макаровна прижала Таню к себе, пожелав сыну доброй дороги. Боровский, как подобает хозяину, простился с домочадцами, наказав им исправно служить, и уехал.
V
Экипаж из четырёх скакунов, как и рассчитывалось, с неделю колесил по изматывающим дорогам, несколько раз меняя лошадей. Наверное, в это время тоска одолевала Боровского, как никогда, и утешение он находил лишь в рассказах тётки, которые ни разу не повторились. То ли фантазия у неё работала дай то Бог, то ли багаж жизненного опыта был знатный. В конец заскучать Боровскому она не давала.
– Вы, господин, и когда под стол пешком ходили, были тем ещё сорванцом. Помнится, однажды Вы стащили из ящика Александра Сергеевича пачку папирос, и в тихую, спрятавшись за конюшней, дымить начали. Дымили добро, так, что сено всполохнуло. Ой, какую тогда конюх порку получил, оттого что шастал невесть где, не горюй. И мне досталось от батюшки вашего, что не уследила, но уж помягче, чем ему. А как из Вас-то Александр Сергеевич ремнём дурь выбивал, чтоб не курили и в чужих вещах не рылися… да-а, сидеть Вам туго было ещё долго.
Он рассмеялся, да так, что экипаж чуть не увело в сторону.
– Не помню, хоть убей. Чтобы папа порку мне устраивал? Видать, сильно вскипятился.
– А как не вскипятиться, когда дитё чуть не погорело. Вам тогда всего пять годиков-то было, если б не подоспели, то как пить дать удушились дымом.
– Подожди… если я такой малой был, то как папироски-то выкрал? Они же у отца всегда в кабинете, да в столе за вторым дном.
– Это сейчас они за вторым дном, а раньше он их просто над окном держал, и они там тихо лежали да полёживали, никого не трогая.
– Ну, хорошо-хорошо. Но кабинет, если без отца, то закрыт на ключик.
– Выкрали из пиджака стало быть, когда он его стираться отдал, а ключи забыл.
– Но до папирос-то я бы один никак не дотянулся? Значит не один я был тогда.
– И то верно… малы Вы ростом были. Вы тогда с деревенскими мальчишками якшались больно, может их попросили помочь? Иль вовсе они на дурость этакую натолкнули?
– Да кто ж сейчас узнает? Эх, помнил бы – сказал.
– Не зазорно забывать, Александр Александрович, зазорно не хотеть вспомнить. Я вот тоже многое припомнить так сразу не могу, но ничего, живу же. Вот, к примеру, у нас мальчик один гостил, как раз примерно тогда же, когда Вы конюшню сожгли, но вот лица, а подавно имени совсем не упомню. Кто? Откуда? Чёрт его знает.
– Мальчик? Может ты про Юрку говоришь?
– Нет, то другой. Юрия Анатольевича Вы уж думаете не помню, что я кляча старая?
– И кто ж таков Юрка? – подтрунивая, спросил Боровский.
– Боже милостивый! Брат он Ваш, двоюродный. Племяш Любовь Макаровны, – проговорила она, устав от дотошности господина. – Тот парнишка другой был. Не родственник он, вроде как сыном был у друга батюшки Вашего.
– Коль ты этого не помнишь, Петровна, то я подавно.
Они продолжили разговаривать на отвлечённые темы, пока перед их глазами не предстал величественный град – Санкт-Петербург, воздвигнутый Петром и прославенный его именем. Золотистые купола храмов блестели под солнцем, выступая из-за укреплённых стен крепостей, усаженных пушками. Вдоль стен стойко стояли статные часовые, обтянутые в плотные серые шинели со складками, удерживающимися хлястиком на двух пуговицах. Гордо они оглядывали окрестности, но, завидев Боровского, который высунул туловище из кузова, начав махать им рукой, несколько солдатиков невольно заулыбались и помахали ему в ответ, растянув улыбку под густыми усами.
– Выгляни, Петровна! – подзывал восхищённый Боровский. – Посмотри на виды!
– Позвольте, но нет.
Боровский полностью наполнился прелестным чувством удивления, утраченного им уже давно. Как прекрасны были эти виды черепичных крыш, выглядывающих из-за могучих укреплений, а как красива была Нева, протекающая вдоль города и приносящая с собой неизвестный ветерок с рыбным запахом. Проехав через арку, облюбованную взглядом Саши, экипаж начал ехать по густозаселённой улице, стуча колёсами и раздвигая толпу людей. Не видел Боровский в жизни столько народу, что собралось в одном месте, оттого сердце его трепетало, а глаза сверкали как никогда. Ему хотелось тотчас же выпрыгнуть и пройтись по улице, просмотрев каждый уголок и тропочку, и лишь уговоры Марьи Петровны держали его в узде. Ей никогда не приходилось видеть господина таким взбудораженным и полным желания действовать, поэтому она тоже была под неким впечатлением, и вместе с этим её сердце, что вырастило это взрослое дитя, было очень счастливо ощущать огонёк его души, а не фальшивое свечение керосиновой лампы.
Читать дальше