Алия Кенесарина - Девушка-солнце

Сначала я по возможности собрал наиболее полную информацию о новой жертве. Точнее, о её жизни до страшного происшествия. Итак, исчезла она двадцать второго марта около семи часов вечера, девушка как раз возвращалась с курсов по рисованию. По све́дениям её подруги, они попрощались возле дома. Убитая девушка жила в крайнем подъезде, в трёх парадных от подруги.

Чтобы упорядочить свои мысли, и не отвлекаться на эмоции, я стал давать девушкам номера. Кому-то это покажется слишком отстранённым и, наверное, даже жестоким, но я не мог поступить иначе, мне нужны были все мои силы, чтобы пройти по пути жертв и найти убийцу. А когда я начинал думать об именах этих девушек, то сразу перед глазами всплывали их жизни, и меня душил гнев, а это очень отвлекало от работы.

Следствию было известно, что в свой подъезд девушка №2, совершенно точно зашла – это видела её подруга и ещё несколько человек. Но вот в квартиру она так и не попала. Её родители были дома и как раз ждали девушку к ужину.

– Она в последнее время стала нервной, подозрительной. Даже кричала иногда во сне. – её мать плакала и прижимала к глазам платок. – У неё просто развилась странная паранойя. Мы еле-еле уговорили её ходить на курсы, – женщина рыдая уронила лицо в ладони.

– Если бы я только был более внимательным, – говорил бледный отец и смотрел перед собой отсутствующим взглядом, – я никак не мог ей поверить. Думал, что это девчачьи придумки или стресс.

Почему-то всегда страхи близких людей списываются на стресс, гормоны или ещё какую-то ерунду. Почему нам всем нужно дождаться акта насилия, а уже потом стенать и заламывать руки?

Но возвращаясь к обстоятельствам, сопровождавшим исчезновение девушки № 2, я заметил, что она не села с соседями в лифт. Она осталась кого-то ждать. Значит, и она, и девушка-солнце точно знали убийцу: они ему доверяли. И ещё его появление не вызвало вопросов у окружающих. Он не был невидимкой, он просто хорошо прятался за знакомой остальным личиной.

Когда я разбирал свои записи, то обратил внимание на следующее. Я сделал пометку в своём блокноте, когда ходил на саадаку – так у нас называется година смерти. Тогда я пришёл на саадаку к той девушке, которая после неудачно сданных экзаменов спрыгнула с десятого этажа.

Я остался наедине с её матерью, осведомился о самочувствии и хотел выразить свои соболезнования, пока все были в другой комнате. Но она посмотрела в то самое окно, откуда сделала последний шаг в своей жизни её дочка и сказала:

– Моя маленькая Айгуль, всегда была умничкой. Она много занималась, была старательной. – она взглянула на меня. – Айгуль хотела поступить на заочное отделение и потом быть учителем иностранных языков. Она хотела работать. Она была глубоко верующей девочкой и верила, что вся наша жизнь идёт по замыслу Аллаха. – женщина судорожно вздохнула. – Верующий человек не убьёт себя. – она задумчиво пожала плечами. – Я читала её дневник. Всё, что я тебе сказала, написала она и это было сделано за день до официальных экзаменов. Она была полна жизни.

На плите призывно засвистел чайник, но ни я, ни она не пошевелились. Убитая горем мать, чья жизнь сломалась в тот день, когда её дочь перестала дышать, сейчас стояла рядом со мной и в мыслях бродила по развалинам своей жизни.

– Кейсар! – она вдруг остановила свой взгляд на моём лице. – Она не убивала себя. Я пыталась донести это до полиции, но меня никто не слушает. За два часа до её, – женщина утёрла слёзы, – до того, как она навсегда ушла, она писала мне смс, ей кто-то звонил и просил встретиться. Она говорила, что вернётся домой чуть позже. А пришла раньше нас с отцом и потом, – женщина осела на стул, стянула на груди чёрную ткань кофты и заплакала, – потом она просто выпрыгнула. Так не бывает. Кейсар, она всегда с теплом говорила о тебе.

Наконец на кухне появился мой друг Кирилл и мне удалось уйти. Я не мог больше находиться в одном пространстве с убитой горем матерью, мне казалось, что я пропитываюсь её болью.

Но с тех пор слова её матери не выходят у меня из головы. Нет, не про безответную любовь Айгуль ко мне. А именно про странную встречу и о том, что последовало за ней. Мои инстинкты обострились, я чувствовал, что здесь что-то нечисто. Я помню, что тогда мы разговаривали между собой, и никто не помнил Айгуль встревоженной, подавленной или нервной. Причём ни до, ни после экзамена. Даже её лучшая подруга была в полном недоумении, она не могла поверить в произошедшее. На Айгуль не так сильно повлияли результаты экзамена, она была расстроена, но не настолько сильно. Она не плакала, не стенала, наоборот, в какой-то момент даже подбадривала тех, кто сдал на более низкий балл.