Алия Кенесарина - Девушка-солнце

Девушка-солнце, видимо, тоже услышала, о чём говорят в доме и шутливо пихнула меня в бок рукой:

– Эй, не грусти. Я вот верю, что на всё есть причина. А если есть основание для действия, значит в итоге всё будет хорошо. И вообще, я верю в высший разум и доверяю Вселенной!

Я уже говорил, что она была мудра не по годам.

– Почему же тогда ты плачешь? – спросил я, видя, как в слезинках на её ресницах отражается полная луна.

– Не знаю. – она пожала худенькими плечиками. – Мне почему-то грустно. С одной стороны, думаешь, что должно быть всё хорошо, а вот здесь неспокойно. – она приложила руку к груди. – И всё это вызывает какую-то бурю эмоций.

Сейчас, будучи уже взрослым, я вспоминаю её слова и пытаюсь поверить в её логику и убеждения, но я не могу с ними согласиться. Какая могла быть причина для такой ранней смерти? Почему девушка-солнце должна была умереть? Какая могла быть причина у Бога или Вселенной или ещё у кого-то, кто нарисовал её линию жизни такой короткой. Ведь это не пьеса, не сценарий и люди не должны умирать или оставаться жить по задумке автора. В этом мире всё гораздо сложнее.

Она мечтала стать врачом. Кстати, она об этом объявила тем вечером, о котором я сегодня неустанно вспоминаю. Потом она с таким усердием готовилась, что я даже иногда злился на неё, я планировал поход в кино, а она зубрила учебники или сравнивала учебную программу в университетах. Она строила радужные планы на будущее, хотела спасать людей и всё время металась между специальностями, так смешно огорчалась, что нельзя быть одновременно кардиохирургом, невропатологом и стоматологом. Ей было интересно всё и девушку-солнце всегда огорчала человеческая боль. За что же тебе, моя любовь, выпало такое страдание и слышишь ли ты там на небесах, как я каждый день говорю тебе в своих мыслях то, что не смог сказать вслух?!

Ладно, хватит лирики. Я сел на кровати и глянул на часы, рассвет плескался уже где-то на краю горизонта, а значит, я поспал несколько часов и теперь уже точно не усну. Поэтому можно снова приниматься за работу.

Когда девушку-солнце убили, а полиция никого не нашла, я поставил целью своей жизни поиски, этого… я не знаю, как его называть, но уж точно человеком назвать не могу. Пусть у него будет условное имя «ворующий солнце». Я обещал себе, что не успокоюсь, пока не найду и не покараю его. Я хочу, чтобы память о моей девушке-солнце была такой же светлой, как и она сама.

Я заварил себе кофе, капнул молока, включил настольную лампочку и снова сел за рабочий стол, где уже лежало несколько пухлых папок с моими рассуждениями и записями. Вся стена была завешана схематичными планами школы и подробными рисунками расположения мебели в школьном кабинете, где я видел её последний раз, и куда пробрался вор, который украл и убил солнце моей жизни.

Полиция искала виновника долго, но всё было тщетно. После это «инцидента», как его один раз назвал кто-то из журналистов, похожих случаев больше не было, и папка с этим делом осела в архиве с тяжёлым клеймом «глухарь». Уже почти все забыли про этот «инцидент», но я не забыл, не забыли её родные и, конечно, не забыл убийца. И поэтому мы с ним обязательно встретимся.

Я знал, что она вела дневник и всегда носила его с собой, и почему-то мне казалось, что именно там я найду разгадку страшной тайны её смерти. Но дневник, должно быть, хранился в вещдоках и путь мне туда был заказан.

Сейчас я открыл тетрадь, крепкий кофе взбодрил полусонный разум, и я начал читать свои скорые заметки, чтобы снова и снова пройти вместе с ней тот путь, по которому она ушла в неизвестность.

Когда я выходил из класса, она отошла от меня, попрощалась и пошла в дальний конец, к столу учителя. Выход из класса был один, никаких дополнительных помещений не было. Ну, конечно, были ещё окна, но этаж-то третий, вряд ли можно было незаметно там войти, а потом выйти. То есть она должна была видеть того, кто пришёл. А так как он не вызвал у неё подозрения, значит, девушка-солнце его знала. Отсюда следует вывод, что он совершенно точно был рядом, когда я разговаривал с ней и выжидал, когда я уйду.

Сейчас был самый сложный момент, я долгое время боролся с этим рубежом, чтобы без эмоций переступить его и пойти дальше. Обычно в этом месте, когда я понимал всю трагедию той минуты, мне хотелось покончить с собой за эгоизм и бездействие. Но я ей обещал, и на этот раз я не подведу девушку-солнце.

Я пытался донести до полиции свои мысленные выкладки, но усталый следователь лишь печально мотал головой и всё вторил одно и то же слово: «Проверим!». Но этот старый динозавр убедил себя в том, что убийство было спонтанным и дальше никуда не двигался. Он даже подвёл какую-то логическую базу под то, что её не видно на камерах видеонаблюдения и все посчитали удобным с этим согласиться.