Татьяна Аксинина - Не возжелай жену чужую

«Да, в этом что-то есть, надо Андрею показать. И изложено грамотно, только в конце «узнают» и «знают» в одном предложении, – подумала Марина и поместила письмо в папку «Улыбка». – И хорошо бы еще узнать фамилию водителя. Может, позвонить в Новосибирск, в трамвайный парк?» Марина сразу вспомнила о новосибирских родственниках, с которыми обменивалась сообщениями примерно раз в неделю. «Как там поживает тетя Катя и ее семья?» Но посмотреть свой личный ящик она не успела: Сашино терпение кончилось.

***

Дом, находящийся по адресу 2-ая Кирпичная горка номер 13, оказался старым двухэтажным деревянным домом, постройки пятидесятых годов прошлого века. Почерневшие стены, полусгнившие рамы, сломанная подъездная дверь, сиротливо висящая на одном шарнире, – картина складывалась слишком уж удручающая. Раиса Анатольевна оказалась дома. Черноволосая, смуглолицая женщина лет 30-35 провела Марину в комнату. Пол в коридоре нещадно скрипел, квартира явно требовала ремонта. В комнате стоял сервант с посудой, старый телевизор на облезлой тумбочке. Марина села на диван, покрытый полинялым ковром. Раиса Анатольевна внимательно посмотрела на удостоверение Марины.

– Зачем Вы хотите писать статью? Ну, потерялись дети по недоразумению, но ведь сразу же и нашлись!

– Я не конкретно о ваших детях хотела написать, а чтобы за детьми лучше присматривали, не оставляли их одних. И еще о Центре временного пребывания. Вы же там были, видели, как у них красиво, какой внимательный и чуткий персонал.

– И пишите себе, о чем хотите, но не о моих детях. Я, может, быть, не хочу, чтобы о них упоминали. Я что, плохо обращаюсь с детьми? Или морю их голодом?

– Нет, что Вы! Дети выглядели ухоженными, хорошо одетыми.

– Да, я на полторы ставки работаю, чтобы у них все было, как у всех!

– Вы – хорошая мать.

Раиса Анатольевна смягчилась.

– То-то и оно! А то некоторые тут языками чешут, сбагрила, мол, детей к бабке, а сама развлекается! А я каждую лишнюю копеечку на детей трачу!

– А где сейчас Ваши дети?

– У матери, я же сказала. Мать у меня в деревне живет, так дети у нее. Там им хорошо, простор, и продукты свежие, деревенские, не то, что в городе. Мать у меня хорошо за детьми ходит, и книжки им читает, и играет с ними. Дети чистенькие ходят, присмотренные.

– А почему они у бабушки живут?

– Я разве не сказала? Я же посменно работаю, сестрой-хозяйкой и на полставки санитаркой. И подменяю всех, чтобы заработать.

– Расскажите, как Вы детей потеряли?

– Да я сто раз уже всем объясняла! Сколько можно! В магазин пошли мы все вместе. Я на работу спешила, думала, что дети остались с мамой. Сама не понимаю, как они отстали? И что ворошить, нашлись ведь! Ну, не досмотрела, впредь умнее буду. Извините, мне пора на работу собираться. У нас в больнице строго. Случайно меня застали дома, теперь только послезавтра буду.

***

В этой части подвала, за наглухо закрытой железной дверью, нет никаких обитаемых помещений, постоянно стоит тишина. Сколько я ни прислушивалась, в коридоре нет никакого шума, голосов, стуков. Трижды в день с лязгом открывается железная дверь в коридор, раздаются шаркающие шаги, после этого поворачивается ключ в замке моей камеры. Охранники с едой не заходят, они остаются у дальней двери. Наверное, чтобы никто случайно не вошел. Все же это не тюрьма, а больница, наверное, здесь есть нормальный персонал, который и не подозревает, что кого-то держат в подвале. Как бы мне связаться с ними, но так, чтобы не догадались тюремщики?

Сначала мне еду и одежду приносила толстая неопрятная тетка с тупым выражением лица. Я несколько раз пыталась заговорить с ней, но затем бросила свое занятие. Она или добросовестно следовала данным ей инструкциям, или дополнительные умственные усилия были ей несвойственны.

Однажды вместо шаркающих тапочками ног по коридору процокали каблучки. Я глазам своим не поверила: вместо тупой тетки ко мне пришла нормальная женщина. Она была в чистом белом халате. Из-под кокетливо сдвинутого колпака игриво свешивался завиток. Она подала мне чистое белье. Я переоделась в рубашку и больничный халат. Затем она так же молча поставила еду, но я заметила, как блеснули у нее глаза при взгляде на мое обручальное кольцо и серьги. Обручальное кольцо мне подарил Сережа на пятилетие нашей свадьбы, а серьги к нему – на рождение нашей дочери. Я как можно более приветливо и дружелюбно ей улыбнулась, поблагодарила за еду. Когда она собралась уносить тарелки, я с готовностью их помыла. Пока мыла посуду, я разговаривала с ней. Хотя слово «разговаривала» здесь было неуместно: она молчала. Но по тому, как реагировали ее глаза, я поняла: она слушает, и слушает очень внимательно. Подавая ей посуду, я заметила: «Рада, наконец-то, увидеть красивую элегантную женщину, а не чудище. А кстати, что с ней? Не заболела ли она? В последнее время она что-то покашливала». Она не сказала мне ни слова и ушла, но я уловила на ее лице тень улыбки. Ей понравилась моя лесть.