Елена Кралькина - Немчиновы. Часть 4. Я смогу!

Работа в художественной школе меня увлекла. Я очень не хотела вести математику в классе, где учится Люсенька. И так девочка привлекает к себе повышенное внимание. Ей это совсем не нужно. Но выхода у меня не осталось, преподавательница математики, которая вела Люсенькин класс, ушла в декрет. Сначала я очень переживала. Дети по математике практически ничего не знали. Главное, что они не хотели ничего знать. Зачем им математика, когда все они великие художники. Вадим посоветовал мне почитать про Дюрера, вроде он написал какой-то математический трактат. Я почитала и поняла: это как раз то, что надо. Магический квадрат Дюрера. У магического квадрата сумма чисел в каждой строке, каждом столбце и на обеих диагоналях одинакова. Альбрехт Дюрер придумал магический квадрат 4×4 и изобразил его на своей гравюре «Меланхолия». С рассказа о Дюрере и магическом квадрате началась дружба ребят с математикой. Мне пришлось попотеть, чтобы держать ребят на каждом уроке в тонусе, но что-то у меня получилось. Мои классы написали городскую контрольную существенно лучше, чем параллельные. Завуч стала слезно просить меня взять дополнительные классы. Пришлось отказаться. Вадим категорически настаивает, чтобы я проводила побольше времени дома. Мне и самой этого хочется. Мы живем в самом центре Москвы. Вадим влюблен в старинные здания, которые еще можно найти в центре. Каждый вечер мы с Вадимом ходим гулять. Москва ничуть не хуже Парижа. Я очень люблю бульвары: Сретенский бульвар, Рождественский, Чистые пруды. Частенько мы гуляем в переулках в районе Покровки и Солянки. Вадим вычитал, что в Иваньковском монастыре в клетке держали Салтычиху. Иногда вечером мне кажется, что мы на машине времени переносимся в далекие времена. Только нет Салтычихи, а есть Добро и Свет, идущие от церквей.

Дети нас радуют. Сережа и Соня с интересом и старанием учатся. Соня почти каждый день после занятий, хоть на полчаса, заходит в лабораторию к Мишке. Соня жалуется, что Мишка не допускает ее до экспериментов. Вот когда его нет, Соне разрешают самостоятельно включать приборы и даже крутить какие-то ручки. Соня с Мишкой все время ругаются по этому поводу. Довольно часто к нам приходит Зоя. Они с Люсей вместе делают уроки и рисуют. Люся считает, что Зойка влюбилась в Сережку и ходит к нам, чтобы его увидеть. Думаю, Люся права. Сережке обожание Зои явно нравится. Он зовет Зою «мадмуазель» и играет роль умудренного жизнью графа. Не так давно Люся с Зоей пришли к Вадиму. Он сейчас работает над проектом очередного микрорайона. Девчонки предложили украсить фронтон зданий мозаикой. Они даже предложили несколько вариантов. Подошел Сережка, как всегда, со снисходительной усмешкой. Как ни странно, что он, что Вадим сильно прониклись предложением девчонок. Сережка предложил несколько изменить рисунок, Зоя стала отстаивать свой вариант. Смотрю, Сережка стал смотреть на Зойку с уважением, как на коллегу, а не как на несмышленыша. Самое интересное, что идеей Зои проникся и ее отец, Геннадий Петрович. Он приходил советоваться с Вадимом, стоит ли вкладываться в такой проект или нет. Между прочим, со своей супругой Геннадий Петрович развелся. В Пушкинский музей теперь он ходит каждую субботу. Лариса Константиновна открывает Геннадию Петровичу глаза на искусство. Правда, как мне кажется, его гораздо сильнее интересует сама Лариса Константиновна.

Жизнь в Москве шла не без приятности. Меня беспокоил только Виталий Петрович, он медленно угасал. Мы с тетей Зиной пытались его растормошить, но он только улыбался, и все. Однажды в субботу мы возвращались домой от Батищевых в прекрасном настроении, дети пересмеивались. Мы с Вадимом наслаждались покоем. Дети рядом, радуются жизни, все хорошо. Никто из нас не обратил внимания, что рядом с нашим подъездом стоит скорая помощь. Никто, кроме Люси.

–– Мама, папа, стойте, дедушки больше нет. Он умер. – Люся говорила тихо-тихо, но ее услышали все. В первый момент мы остолбенели, а потом ринулись домой бегом. Мы с Вадимом поехали на лифте, а ребята во главе с Мишкой побежали вверх по лестнице. К квартире мы подбежали почти одновременно, дверь была открыта настежь. В первый момент, когда я влетела в комнату, мне показалось, что все не так уж страшно. Врачи суетились рядом с тетей Зиной, а Виталий Петрович сидел в кресле и дремал. Вадим начал говорить: «Папа!» и осекся. Люся не ошиблась. Виталия Петровича с нами уже не было.

– Я приготовила чай с ватрушками, – начала рассказывать тетя Зина. – Кричу, старый, иди чай пить, а он не идет. Пришла в комнату, говорю, вставай, будем чай пить. Ватрушки вкусные. А он: «Зина, сядь. Хорошо, что дома никого нет. Знаешь, Зина, я вот посчитал, что живу в России меньше двадцати лет, а кажется, что всю жизнь. Знаешь, я был очень счастлив в детстве с родителями, потом с женой Люси, а потом уже здесь с тобой и детьми. Спасибо тебе. Я вот все думаю, все ли я сделал, что должен был сделать, и выходит, что все». Я как закричу: «Старый, ты чего удумал?» А он мне: «Устал я, Зина, пора мне. Прости, если, когда обидел». Глаза закрыл, пару раз вздохнул и отошел. На кого только меня, старую, оставил. – Тетя Зина заплакала.