Алексей Губарев - Второй патрон [litres самиздат]

Да сомлел на морозе сильном.

Измотал парю снег обильный,

Затащив под сугроб глубокий.

Убаюкал обман синий,

Припорошил следов строки.

Не судили, что был безвестный,

Что поэтом себя намыслил.

И жалели, что прожил честным,

Что беззвучный скосил выстрел…

Нет желанья беспечно трезвым

Околеть, будто пес ничейный.

А взывают души порезы

Окочуриться карамельно.

Чтобы в стужу кто одинокий,

Обходя роковое место,

Прошептал через вздох глубокий:

– Спел гулена свою песню.

Помню

Боль в затылке… Нудная, вязкая.

Тучи с севера навалились.

Клены весело медью лязгая,

Приуныли вдруг, затаились.

Край заброшенный, даль опальная!

А крути да верти – Расея.

Годы выжатые не жалко мне

В пламень бешеную кипрея.

Не малиновые – кандальные

Церкви мерно куют трезвоны.

На берёзы смотрю печальные,

Слышу плачь их немой и стоны.

Помню нежной тебя и кроткою.

Помню, милая, твои губы.

Я ведь тоже из ласки сотканный.

С языка злого слыл я грубым.

Я умею быть нежным, слово!

Сердце черствое не на месте;

Не пропасть мне в краю суровом,

Быть тебе бы моей невестой.

Но иное судьбой завещано.

Обманули таежные мари.

Заманили простором грешного,

Усыпили и обокрали.

Знать удел, поменял бы многое,

Не лакал бы вино из грусти,

Что к тебе, далеко веселого,

Плен саранковый не отпустит.

Мысли тучами напустились.

Помню, милая, все я помню.

От того на краю России

Разрывает затылок болью.

Обмани меня Русь

Обмани надеждою пустою.

Залепи пощечину за так.

Все равно не стать тебе другою

Даже если поменяешь флаг.

Знаю, не обьять твои просторы.

Зорь не тронуть розовую гладь.

Ты одна еще чего-то стоишь

Для меня, неласковая мать.

Принимаю я тебя такою.

Но и ты безрадостно терпи,

Что случился не того покроя,

Что вовсю, до одури кутил.

А мечталось хоть чего-то значить,

Рисовалось быть тебе родным…

От того душа болит и плачет,

Что и мне не стать уже иным.

Гордая, далекая, чужая,

Может ты не так и холодна?

Может я, того не понимая,

Просто не испил тебя до дна?

Я, конечно, многое не видел.

Погаси огонь внутри огня.

Не последнею надеждой жив я,

Обмани и в этот раз меня.

Обласкай, сердечной придуряясь.

Обогрей наигранным теплом.

Может быть тогда я и раскаюсь,

Что горю неправедным огнем.

В западне саранкового буйства

Пить готов березовую грусть.

Не жалею, что родился русским.

А что нелюбим, так ну и пусть.

Ну, валяй же, ври напропалую.

К этому давно не привыкать.

Без слезы люблю тебя такую,

Русь моя-неласковая мать.

Накренил березы мокрый снег

Накренил березы мокрый снег,

Нахлобучил грусть на лапы елям.

Оборвался сердца резвый бег,

Разжигаемый любовным хмелем.

В молодую согнутый луну,

Долгою борьбою обессилен,

В голубом и я увяз плену,

Как однажды в синем взоре милой.

Тот недолгий роковой полон,

Выткали распахнутые очи

Ситцем занавешенных окон

И мороз январской темной ночи.

Не узнала милая о том,

Как любить без устали умею.

Что метель хлестала, как кнутом

И гоним не раз был стужей в шею.

Только отгорело все потом.

Угли прошлого давно истлели.

А, что мерз под дорогим

окном

Вовсе не печалюсь, не жалею.

И теперь, безмолвием пленен,

Созерцаю жалкие березы

И, как даль рябиновым огнем,

Жаркие на снег роняю слезы…

Накренил березы мокрый снег.

Нахлобучил грусть на лапы елям.

Ах, вернуть бы сердцу прежний бег

Да глазами вновь примерзнуть мне бы!

Выпал жребий

Зазывает тайный, кличет.

Сердце мается нестройно;

То летит, то волком рыщет.

То, как облака, покойно.

Не унять шального боя.

От беды не откреститься.

Потому душа и воет.

От того чумной не спится.

Ладится во тьме дать тягу

По задворкам тайной тропкой,

Что на взгорок к мужней бабе

Вьется по низине топкой.

Люба сладкая зараза.

Нету сладу никакого.

Пропадать однажды разом

Стережет судьба любого.

Черный глаз приметит сговор.

Выдаст злое слово тайну.

Знать прирезан буду скоро,

Иль забитым сброшен в яму.

Страх презрев, крадусь сторожко.

Зверем пробираюсь к милой.

Белые взбил месяц дорожжи

Посреди трясины гиблой.

Весь горю. Жарка дорога.

Бьет озноб в ночной прохладе.

Чудится, что муж зазнобы

У ручья с дружком в засаде.