Валентина Рудакова - Сколько стоит издать букварь [litres самиздат]

– Отец Никодим, в миру Виктор.

И тут я вспомнила. Пащенко Виктор Иванович.

– И давно он у вас?

– Да уже месяца три, как живет здесь. Недавно принял постриг. А что?

– А могу я с ним поговорить?

Отец Анатолий удивленно посмотрел на меня, да и мои спутники не скрывали недоумения.

– Я заочно знакома с ним и мне нужно выяснить один очень важный для меня, да и для него, вопрос.

– Ну, если надо. Сейчас приведу его. – Отец Анатолий ушел и через некоторое время вернулся с монахом.

– Вот, отец Никодим, эта женщина хочет с тобой поговорить.

Монах удивленно посмотрел на меня.

– Чем обязан,– в голосе прозвучали нотки страха.

– Отец Никодим, отойдем. У меня к Вам есть вопрос.

Мы отошли в сторону и я напрямую спросила: – Ваше имя Пащенко Виктор Иванович, ведь так?

– Кто Вы и что Вам от меня нужно? – испуганно произнес монах.

– Смолянинова Анатолия Викторовича помните? Помните, – не дожидаясь ответа сказала я. – Вы были на кладбище.

– Ну был на кладбище, ну и что с того.

–А то, что он был убит.

– А я здесь при чем?

– А не Вы ли грозились припомнить ему, когда выйдите на свободу. И на кладбище у Вас была злорадная улыбка. Радовались, что отомстили за несправедливый приговор.

– Ничему я не радовался. Просто у меня на нервной почве перекашивает лицо, а все думают, что я так улыбаюсь. А на Смолянинова я зла не держал. Это вначале, когда мне вынесли приговор, я на него разозлился. А потом уже в тюрьме много думал про это дело и понял, что меня могли посадить лет на пятнадцать. Смолянинов мне, можно сказать, помог. Он не до всего докопался. Конечно, если бы не он, менты меня бы вообще не достали. Но с другой стороны, я бы все равно во что-нибудь вляпался. В то время у меня башню сносило по всякому пустяковому поводу. А восемь лет проведенные за решеткой, можно сказать, пошли мне на пользу. В тюрьме я стал ходить в церковь. И когда освободился, сразу приехал в этот монастырь. Меня сюда направил наш тюремный священник.

– А почему родителей не навестил?– спросила я.

– Стыдно в глаза им смотреть. Я был на своей квартире, там живут квартиранты. Потом поехал к родителям, посидел во дворе, но в дом войти не решился.

– А ты знаешь, что твой отец при смерти, и как сказала мать, из последних сил тебя ждет, чтобы проститься. Поезжай к родителям. Каким бы ты ни был, но ты их сын, и они тебя любят. Вот только в розыск тебя объявили, но думаю, в таком обличии тебя не узнают. А я постараюсь тебе помочь. И вот еще что. У тебя есть алиби на момент смерти Смолянинова, и я назвала дату и время.

– Сейчас трудно вспомнить. Я же сюда не сразу после тюрьмы приехал. Сначала поехал в Москву. Я же встречался с Анатолием Викторовичем. Точно, это было накануне его смерти. Я пришел к нему в агентство вечером. Он был один, сотрудники его уже ушли по домам.

– Когда он меня увидел, то спросил, что убивать меня пришел? Но я сказал, что пришел поблагодарить.

Он даже рот открыл от удивления. Но потом мы хорошо поговорили и я ушел. К родителям идти не решился, ну и завис у своего старого дружка, Кольки Снегирева. Я с ним мотал свой первый срок. Колька, выйдя на свободу, остепенился, женился, детей нарожал. Но принял меня, и я несколько дней жил у него. А о смерти детектива узнал из криминальных новостей по телевизору. В тот день, когда был убит Анатолий Викторович, я был у Кольки. Мы вместе смотрели футбол.

– Так чего же ты запаниковал и бросился в бега, – спросила я.

– А кто бы мне поверил, да и Колька свидетель не надежный, учитывая его судимость. Вот и рванул в Боровичи к Борьке. Он мне и подсказал, как спрятаться. Тут я и вспомнил про монастырь, ну и поехал сюда. Наш священник мне дал письмо к отцу Анатолию, вот так я здесь и оказался.

– Дай мне адрес этого Кольки. Я проверю твое алиби. Если подтвердиться, тебя вычеркнут из списков подозреваемых. А сейчас, если хочешь, я отвезу тебя к родителям, а потом привезу назад.

Пащенко смотрел на меня, не веря своим ушам. Потом быстро пошел в сторону беседки. О чем то переговорил с отцом Анатолием и вернулся ко мне.

– Отец Анатолий разрешил мне отлучиться из монастыря. Можем ехать, только возьму кое-какие вещи из кельи. Он быстро ушел. Я вернулась в беседку и сказала Герману, что монаха нужно отвезти в Москву. Он не возражал. Когда Пащенко вернулся, мы расселись по машинам и поехали в Москву. Мы, конечно, попали в пробку и до дома добрались только к вечеру. Герман довез нас до моего дома, там я оставила Боцмана в квартире и повезла Пащенко к его родителям.