Найо Марш - Фотофиниш. Свет гаснет

— Было бы здорово вместе пожить какое-то время в роскоши.

— В тех случаях, когда твое искусство совпадало по времени с моей работой, не все шло как по маслу, ведь так, любимая?

— Не все, — согласилась она, — вроде бы. Рори, ты не против, если я поеду?

— Я всегда против, но стараюсь в этом не признаваться. Должен сказать, что мне не особо нравится компания, с которой тебе предстоит общаться.

— Правда? Оперная звезда с припадками гнева между сеансами позирования? Думаешь, так все и будет?

— Полагаю, тебя ждет что-то в этом роде.

— Я не позволю ей смотреть на картину, пока не закончу, а если она устроит скандал, то ее другу незачем покупать полотно. Я не стану делать только одного, — спокойно сказала Трой. — Я не стану угождать ей и соглашаться на какие-то дурацкие переделки. Если она окажется человеком такого сорта.

— Мне кажется, что она вполне может оказаться такой. Как и он.

— То есть он считает, что если уж он вступает в игру, то должен получить что-то в обмен на свои деньги? Кто он — англичанин? Новозеландец? Американец? Австралиец?

— Понятия не имею. Но мне не очень хочется, чтобы ты была его гостьей, милая, это факт.

— Вряд ли я могу предложить ему самостоятельно оплатить дорогу. Может быть, — предложила Трой, — мне следует снизить цену на работу, учитывая предоставляемый кров и стол?

— Отлично.

— Если там соберутся любители покурить травку, или еще что похуже, я всегда могу сбежать в свою прекрасную комнату и запереться на все засовы.

— А с чего это в твоей хорошенькой головке возникла идея о марихуане?

— Не знаю. А ты, случайно, не предполагаешь, что оперная дива принимает наркотики?

— Ходят смутные слухи. Возможно, ошибочные.

— Вряд ли бы он стал приглашать тебя, если бы она была наркоманкой.

— О, — беспечно сказал Аллейн, — их бесстыдство не знает границ. Я напишу вежливый ответ с сожалениями и пойду на работу.

Зазвонил телефон, и он ответил на звонок тем неопределенным тоном, которым, как знала Трой, говорил с представителями Скотленд-Ярда.

— Я буду через четверть часа, сэр, — сказал Аллейн и повесил трубку. — Помощник комиссара, — объяснил он. — Что-то задумал. Я всегда это знаю, когда он начинает разговаривать со мной будничным тоном.

— А что именно, как думаешь?

— Кто знает. Судя по всему, что-то неаппетитное. Он сказал, что это не особо срочно, но я к нему зайду, потому что говорил он как-то тревожно. Мне пора. — Он направился к двери, взглянул на жену, потом вернулся и взял ее лицо в ладони. — Хорошенькая головка, — повторил он и поцеловал ее в макушку.

Через пятнадцать минут помощник комиссара принял его в свойственной ему манере, к которой Аллейн уже привык: словно он был каким-то сомнительным экземпляром, который требуется внимательно разглядеть при плохом освещении. Причуд у помощника комиссара было так же много, как и ума — и это еще мягко сказано.

— Привет, Рори, — сказал он. — Доброе утро. Трой в порядке? Хорошо. — (Аллейн не успел ответить.) — Садись, садись. Да.

Аллейн сел.

— Вы хотели меня видеть, сэр?

— Ну, вообще ничего такого особенного. Читал утренние газеты?

— «Таймс».

— А пятничный «Меркьюри»?

— Нет.

— Просто интересно. Вся эта чушь с газетным фотографом и итальянской певицей, как там ее?

После короткой паузы Аллейн сказал деревянным голосом:

— Изабелла Соммита.

— Да, она самая, — согласился помощник комиссара, любивший притворяться, будто не запоминает имен. — Забыл. Этот парень снова принялся за свое.

— Он очень настойчив.

— В Австралии. В Сиднее, кажется. Оперный театр там, так ведь?

— Да, есть там такой.

— На ступеньках во время какого-то торжества. Вот, взгляни.

Он подтолкнул к инспектору газету, сложенную так, чтобы была видна фотография. Она и в самом деле была сделана неделю назад, летним вечером на ступеньках Сиднейского оперного театра. Соммита, одетая в платье из казавшейся золотистой ткани, стояла среди самых высокопоставленных лиц. Она явно не была готова к снимку. Фотограф щелкнул затвором раньше времени. Ее рот снова был широко открыт, но в этот раз казалось, будто она орет на генерал-губернатора Австралии или нелепо визжит от смеха. Актеры театра считают, что тех, кому больше двадцати пяти лет, нельзя фотографировать снизу. Судя по этому снимку, фотограф явно находился на половину лестничного пролета ниже дивы, и на фотографии она получилась с большим количеством дополнительных подбородков и весьма embonpoint [1] Дородный ( фр .). . Генерал-губернатор, по мимолетной случайности, вышел на снимке глядящим на нее с недоверием и глубоким отвращением.