– Что он сказал о галстуке?
– Признался, что галстук его, но твердит, что потерял его где-то в тот вечер. Но тут выяснилось еще одно обстоятельство, которое как раз и может объяснить, почему он увел лошадь из конюшни.
Холмс насторожился.
– Мы установили, что примерно в миле от места убийства ночевал в ночь с понедельника на вторник табор цыган. Утром они снялись и ушли. Так вот, если предположить, что у Симпсона с цыганами был сговор, то напрашивается вывод, что именно к ним он и вел коня, когда его повстречал тренер, и что сейчас Серебряный у них, не так ли?
– Вполне вероятно.
– Плоскогорье сейчас прочесывается в поисках этих цыган. Кроме того, я осмотрел все конюшни и сараи в радиусе десяти миль от Тавистока.
– Тут ведь поблизости есть еще одна конюшня, где содержат скаковых лошадей?
– Совершенно верно, и это обстоятельство ни в коем случае не следует упускать из виду. Поскольку их жеребец Беспечный – второй претендент на кубок Уэссекса, исчезновение фаворита было его владельцу тоже очень выгодно. Известно, что, во-первых, мейплтонский тренер Сайлес Браун заключил несколько крупных пари на этот забег и что, во-вторых, дружбы с беднягой Стрэйкером он никогда не водил. Мы, конечно, осмотрели его конюшню, но не обнаружили ничего, указывающего на причастность мейплтонского тренера к преступлению.
– И ничего, указывающего на связь Симпсона с мейплтонской конюшней?
– Абсолютно ничего.
Холмс уселся поглубже, и разговор прервался. Через несколько минут экипаж наш остановился возле стоящего у дороги хорошенького домика из красного кирпича, с широким выступающим карнизом. За ним, по ту сторону загона, виднелось строение под серой черепичной крышей. Вокруг до самого горизонта тянулась волнистая равнина, буро-золотая от желтеющего папоротника, только далеко на юге подымались островерхие крыши Тавистока да к западу от нас стояло рядом несколько домиков мейплтонской конюшни. Мы все выпрыгнули из коляски, а Холмс так и остался сидеть, глядя прямо перед собой, поглощенный какими-то своими мыслями. Только когда я тронул его за локоть, он вздрогнул и стал вылезать.
– Простите меня, – обратился он к полковнику Россу, который глядел на моего друга с недоумением, – простите меня, я задумался.
По блеску его глаз и волнению, которое он старался скрыть, я догадался, что он близок к разгадке, хотя и не представлял себе хода его мыслей.
– Вы, наверное, хотите первым делом осмотреть место происшествия, мистер Холмс? – предположил Грегори.
– Мне хочется побыть сначала здесь и уточнить несколько деталей. Стрэйкера потом принесли сюда, не так ли?
– Да, он лежит сейчас наверху.
– Он служил у вас несколько лет, полковник?
– Я всегда был им очень доволен.
– Карманы убитого, вероятно, осмотрели, инспектор?
– Все вещи в гостиной. Если хотите, можете взглянуть.
– Да, благодарю вас.
В гостиной мы сели вокруг стоящего посреди комнаты стола. Инспектор отпер сейф и разложил перед нами его содержимое: коробка восковых спичек, огарок свечи длиной в два дюйма, трубка из корня вереска, кожаный кисет и в нем пол-унции плиточного табаку, серебряные часы на золотой цепочке, пять золотых соверенов, алюминиевый наконечник для карандаша, какие-то бумаги, нож с ручкой из слоновой кости и очень тонким негнущимся лезвием, на котором стояла марка «Вайс и Кº, Лондон».
– Очень интересный нож, – сказал Холмс, внимательно разглядывая его. – Судя по засохшей крови, это и есть тот самый нож, который нашли в руке убитого. Что вы о нем скажете, Ватсон? Такие ножи по вашей части.
– Это хирургический инструмент, так называемый катарактальный нож.
– Так я и думал. Тончайшее лезвие, предназначенное для тончайших операций. Не странно ли, что человек, отправляющийся защищаться от воров, захватил его с собой, – особенно если учесть, что нож не складывается?
– На кончик был надет кусочек пробки, мы его нашли возле трупа, – объяснил инспектор. – Жена Стрэйкера говорит, нож лежал у них несколько дней на комоде, и, уходя ночью, Стрэйкер взял его с собой. Оружие не ахти какое, но, вероятно, ничего другого у него под рукой в тот момент не было.
– Вполне возможно. Что это за бумаги?
– Три оплаченных счета за сено. Письмо полковника Росса с распоряжениями. А это счет на тридцать семь фунтов пятнадцать шиллингов от портнихи, мадам Лезерье с Бонд-стрит, на имя Вильяма Дербишира. Миссис Стрэйкер говорит, что Дербишир – приятель ее мужа и что время от времени письма для него приходили на их адрес.
Читать дальше