Рекс Стаут - Лучше мне умереть [litres]

– Не такое уж и фантастичное. Лично я не доверил бы ей и жетона метро, хотя он мог придерживаться противоположного мнения, что не лишено вероятности.

– Тогда вы с Солом поедете к ней и обыщете ее квартиру. Прямо сейчас.

Когда Вулф оказывается в отчаянном положении, то становится абсолютно бесстрашным. И вот теперь, не моргнув глазом, он был готов подвергнуть меня риску загреметь на пять лет в тюрьму. Впрочем, это нормально. Ведь я уже достаточно взрослый, чтобы иметь право голоса и сказать «нет», но сейчас речь шла не обо мне одном, поэтому я повернулся и посмотрел на Сола. Но тот лишь спросил:

– А она будет дома?

– Если она работает, то вернется не раньше половины шестого, а может, и позже. Если она окажется дома, то я, пожалуй, смогу уговорить ее пойти выпить со мной шампанского, но тогда тебе придется все делать самому. Может, ей позвонить?

– Было бы нелишним.

Я подошел к своему письменному столу, набрал номер, переждал пятнадцать длинных гудков и положил трубку:

– Не отвечает. Если тебе идея понравилась, то инструменты можно не брать. Только несколько ключей. Дверь подъезда запирается на замок фирмы «Мэнсон» старой модели, а дверь в квартиру – на замок «Уайатт». Впрочем, в замках ты разбираешься лучше меня.

Сол поставил на мой стол чемоданчик с инструментами, открыл его, выбрал четыре связки ключей, сунул в карман и закрыл чемоданчик. Ну а я тем временем достал из шкафа две пары резиновых перчаток.

– Хочу напомнить, – бросил нам вдогонку Вулф, – что благоразумие и храбрость – вещи вполне совместимые. И я, как соучастник, не собираюсь уходить от ответственности.

– Премного благодарен, – ответил я. – Если нас поймают, я скажу, что вы умоляли нас этого не делать.

Мы вышли на Девятую авеню поймать такси и уже по дороге обсудили способ совершения преступления. Впрочем, тут и обсуждать-то особо было нечего. Отпустив такси на Кристофер-стрит, мы прошли до Арбор-стрит, свернули за угол и направились к дому номер сорок три. За пять дней, прошедших с моего последнего визита сюда, дом так и не покрасили. Мы вошли в подъезд, и я нажал на кнопку с надписью «Брандт». Не услышав щелчка, я нажал на кнопку во второй раз и секунду спустя – в третий.

– Давай! – сказал я Солу и подошел к наружной двери проследить за обстановкой.

Арбор-стрит – это вам не Пятая авеню. За это время мимо дома прошли лишь двое мальчишек да женщина с собакой.

– Вперед, путь свободен! – На все про все у Сола ушло полторы минуты.

Мы вошли. Обогнав меня, Сол начал подниматься по узкой грязной лестнице. План действий состоял в следующем: сориентировавшись в обстановке, я останусь стоять на стреме, а Сол тем временем займется незаконным проникновением в жилище. Когда мы поднялись на третий этаж, Сол уже держал в руке связку ключей, приготовившись побороться с «Уайаттом». Однако я напомнил ему, что благоразумие и храбрость – вещи вполне совместимые, и на всякий случай постучал в дверь. Подождав, я постучал чуть громче, но ответа не получил, после чего уступил место Солу. С «Уайаттом» пришлось повозиться подольше, чем с замком двери в подъезд, наверное минуты три. Справившись с замком, Сол толчком открыл дверь. Поскольку я считал себя главным, то рассчитывал, что Сол пропустит меня вперед, но он первым перешагнул порог и сразу же воскликнул:

– Господи Иисусе!

Стараясь не отставать, я заглянул в квартиру. Еще во время первого визита я понял, что проход по этой комнате требует определенной сноровки. Но сейчас здесь требовалось нечто большее, чем просто сноровка. Банкетка для фортепиано по-прежнему находилась на своем месте, посреди дороги, остальные предметы меблировки также более-менее стояли там же, где и раньше, но в комнате был учинен полный разгром. Подушки распороты, повсюду клочья наполнителя; книги и журналы, скинутые с полок, свалены в кучу; цветочные горшки опрокинуты и сброшены на пол. Такое впечатление, будто в квартиру пустили дюжину орангутанов и разрешили им ни в чем себе не отказывать.

– Похоже, он действовал не так аккуратно, как мы… – начал я и осекся.

Сол увидел то же, что я, и мы, не сговариваясь, прошли вперед, обогнув банкетку для фортепиано. На полу возле дивана, на котором я некогда сидел, лежала Делия Брандт. Лицом вниз, вытянув ноги. Я присел на корточки с одной стороны тела, Сол – с другой. Я прикоснулся к обнаженной руке Делии, и мне даже без судмедэксперта все сразу стало ясно. Она была мертва по крайней мере двенадцать часов, а возможно, и больше. Нам не пришлось искать рану – с этим тоже все стало ясно. В шею женщины врезалась толстая бельевая веревка.