– Не эти, с металлическими концами. Уберите их. Только вот эти, с деревянными. – И он обратился к посыльному: – Это ведь, наверное, называют не концами?
На лице парня отразилось высокомерное изумление:
– Это головка.
– Примите мои извинения… Как вас зовут?
– Меня? Таунсенд.
– Примите мои извинения, мистер Таунсенд. Я однажды видел клюшки для гольфа в витрине, когда у моей машины спустило колесо, но концы у них не были как-то помечены. А это, кстати, всё варианты одной разновидности?
– Что? Они все разные.
– И впрямь. Ну и ну. Лицевая поверхность из дерева, со вставками, из кости, составная, из слоновой кости… Поскольку это головка, вот это, полагаю, называется лицевой поверхностью?
– Ударной.
– Конечно. А каково назначение вставки? Ведь у всего в этой жизни должно быть свое назначение, свой практический смысл, исключая разведение орхидей.
– Назначение?
– Именно. Назначение.
– Ну… – Молодой человек замялся. – Конечно же, она обеспечивает точность удара. Когда бьют по мячу, удар наносят вставкой.
– Понимаю. Что ж, достаточно. Этого мне вполне хватит. И рукоятки… Одни деревянные, такие изящные и удобные, другие стальные… Полагаю, стальные рукоятки полые?
– Полый стальной стержень, сэр. Это дело вкуса. Вот эта клюшка называется драйвер [7]. А вот эта – брасси. Видите латунь внизу? Брасси.
– Безукоризненное логическое заключение, – пробурчал Вульф. – Что ж, полагаю, на этом и остановимся. Урок окончен. Знаете, мистер Таунсенд, все-таки хорошо, что обстоятельства рождения и воспитания всем нам позволяют проявить снобизм. Мое невежество в сей специфичной терминологии дает возможность покичиться вам, а ваше беспомощность в части элементарных мыслительных процессов – мне. Что же до цели вашего визита, то продать мне вы ничего не сможете. Эти штуки навсегда останутся для меня совершенно бесполезными. Можете снова упаковать ваш товар и забрать его. Или давайте допустим, что я все-таки купил три клюшки и прибыль с каждой составила один доллар. Три доллара? Эта сумма вас удовлетворит?
Молодой человек все-таки пытался блюсти достоинство – если не свое собственное, то, во всяком случае, Корлисса Холмса:
– Вы не обязаны ничего покупать, сэр.
– Не обязан, однако я не закончил. Вынужден попросить вас об одолжении. Не возьмете ли вы одну из этих клюшек, вот эту, и не встанете ли вон там, за креслом? Взмахните ею, как это полагается делать.
– Взмахнуть?
– Да. Размахнитесь для удара, стукните, пробейте. Как там у вас это называется? Представьте себе, что бьете по мячу.
Помимо снобизма парню теперь приходилось скрывать и презрение. Он взял у Вульфа драйвер, отошел от стола, отпихнул в сторону кресло, огляделся по сторонам, затем замахнулся клюшкой, отведя ее за плечо, и со страшным свистом опустил вниз.
Вульф вздрогнул.
– Неукротимая ярость, – пробормотал он. – А еще раз? Помедленнее.
Молодой человек подчинился.
– Если возможно, мистер Таунсенд, еще медленнее.
На этот раз посыльный изобразил удар по мячу как в замедленной съемке, карикатурно и смехотворно, однако Вульф наблюдал за ним со всей серьезностью и вниманием. Затем сказал:
– Превосходно. Тысяча благодарностей, мистер Таунсенд. Арчи, поскольку у нас нет счета у Корлисса Холмса, выдай, пожалуйста, мистеру Таунсенду три доллара. И поспеши, с твоего позволения. Поездка, о которой я говорил, неизбежна и даже неотложна.
После минувших недель затишья сердце мое так и подскочило, стоило мне услышать требование Вульфа поторопиться. Мы с молодым человеком в мгновение ока упаковали клюшки, я проводил его до двери и вернулся в кабинет. Вульф сидел, вытянув губы в трубочку, как будто собрался свистеть. Однако никакого свиста на расстоянии шести футов слышно не было. Лишь движения грудной клетки, которая вздымалась и опускалась, указывали, что он втягивает и выпускает воздух. Иногда, находясь достаточно близко от него, я пытался расслышать, действительно ли он, по его мнению, насвистывает какую-то мелодию, но безуспешно. Он оставил свое занятие, когда я подошел, и сказал:
– Это займет буквально минуту, Арчи. Садись. Блокнот не понадобится.
За рулем я ничего, кроме дороги, не вижу, ибо обладаю таким складом ума, что, принимаясь за работу, посвящаю себя ей полностью, пока не подойдет время для другой. В тот день я тоже взял высокий темп. Из-за плотного потока я долго добирался до Вудлона, зато оттуда до Уайт-Плейнса поспел всего за двадцать одну минуту. Однако, несмотря на склад ума и спешку, я все же мимолетно наслаждался красотами парковой магистрали [8]. Кустарник покрылся цветами, деревья, словно в медленном танце, непринужденно шевелили на ветру молодой листвой, трава была уже густой и зеленой. И я подумал, что и за тысячу долларов нельзя соткать ковер, по которому было бы приятнее ходить, чем по этой травке.
Читать дальше