Буало-Нарсежак: Из царства мертвых. Полное собрание сочинений. Том 1 [Призрачная охота, Та, которой не стало, Лица во тьме, Из царства мертвых]

Мадлен писала свое письмо за столиком кафе. Тем временем повсюду — на кораблях и вдоль морского вокзала — стали загораться огни. Ветер приподнимал край листка. Ее рука быстро бежала по бумаге. Сейчас она обращалась к нему. Она говорила с ним очень тихо, как раньше говорила с Жевинем. От страха и горя он почувствовал себя больным. Вот она сложила письмо, заклеила конверт, оставила на столике деньги.

Флавьер обогнул бочки. У него возникло страшное подозрение. Уж не собирается ли она… Пока что она была довольно далеко от берега, шла, пробираясь между рельсами. Возможно, ей не нравилось обилие кораблей и она искала местечко поспокойнее. Так друг за другом прошли они мимо большегрузных судов, чьи темные клюзы, [42] Клюзы (морск.) — отверстия в борту судна для пропуска якорной цепи или троса. казалось, пристально смотрели на них, будто огромные глаза. Иногда сверху на них сыпались искры от сигареты, которую курил какой-нибудь моряк, перегнувшись через борт. Вокруг сплетались гигантские тросы, соединявшие с набережной корабли дальнего плавания, похожие на темные безмолвные горы. От фонарей струился желтоватый свет, в котором вились насекомые. Мадлен торопливо шла вперед, придерживая рукой юбку, которую раздувал ветер. Она нагнулась, чтобы пройти под причальным канатом, и осторожно приблизилась к краю набережной. Вокруг ни души. Внизу две лодки со скрипом ударялись одна о другую. Флавьер приблизился на цыпочках, как вор, подстерегающий свою жертву. Он обхватил Мадлен за плечи и оттащил ее назад. Она закричала, вырываясь.

— Это я, — сказал он. — Давай-ка сюда письмо.

Сумка Мадлен раскрылась в пылу борьбы. Из нее выпало письмо и закружилось на настиле, будто осенний лист. Флавьер хотел было придержать его ногой, но не успел. Сильный порыв ветра унес письмо, оно перелетело через край пристани и исчезло в темноте. Вскоре Флавьер увидел его в пене бьющихся о берег волн. Он по-прежнему крепко прижимал к себе Мадлен.

— Смотри, что ты наделала!

— Отпусти меня.

Он сунул сумочку в карман и увлек женщину за собой.

— Я следил за тобой от самой парикмахерской. Зачем ты пришла сюда?.. Отвечай! О чем ты писала в этом письме? Прощалась со мной?

— Да.

Он встряхнул ее.

— Ну а потом?.. Что ты собиралась делать?

— Уехать… Может быть, завтра… Да не все ли равно! Я больше так не могу.

— А как же я?

Он чувствовал себя опустошенным и словно окаменевшим. Невероятная усталость навалилась на него.

— Пойдем-ка отсюда…

Они шли по узким улочкам, где мелькали подозрительные тени; но Флавьер не боялся бродяг, он о них даже не думал. Его пальцы крепко держали женщину за локоть. Он подталкивал ее перед собой, и ему казалось, что на этот раз они возвращаются издалека, из самого царства смерти.

— Но теперь-то я имею право знать, — вновь заговорил он. — Ты Мадлен! Ну, скажи. Кто ты? Мадлен?

— Нет.

— Тогда кто же?

— Рене Суранж.

— Ведь это неправда.

— Правда.

Он поднял голову и взглянул на узкую полоску неба, видневшуюся между высокими глухими стенами домов. Ему хотелось ее ударить, избить до смерти.

— Ты Мадлен, — повторил он со злостью. — Иначе почему ты назвалась Полиной Лажерлак хозяину той гостиницы?

— Чтобы сбить тебя со следа, если ты вздумаешь меня искать.

— Сбить со следа?

— Ну да… Раз уж ты непременно хочешь, чтобы я была этой Полиной… Я так и знала, что ты станешь выяснять… И неизбежно выйдешь на эту гостиницу… Мне хотелось, чтобы у тебя осталось воспоминание только о той женщине… чтобы ты забыл Рене Суранж.

— А как же тогда твоя прическа, хна?

— Я же тебе сказала: это чтобы ты забыл Рене Суранж. Чтобы вспоминал только о той… о Мадлен.

— Нет! Мне нужна ты.

Он отчаянно сжимал ее руку. Даже в полумраке он безошибочно угадывал ее по походке, по запаху, по тысяче признаков, в которых любовь не может ошибиться. Откуда-то из-за стен доносились приглушенные звуки аккордеона, мандолины. Иногда попадался на пути тусклый уличный фонарь. Издалека послышался воющий звук сирены.

— Но почему ты хотела уехать? — спросил Флавьер. — Разве тебе со мной плохо?

— Да, плохо.

— Потому что я извожу тебя расспросами?

— Из-за этого… И из-за другого тоже.

— А если я пообещаю не выспрашивать тебя больше… Никогда?

— Бедный ты мой… Да разве ты сможешь?

— Послушай… Тебе ведь нетрудно сделать то, что я прошу. Признайся только, что ты Мадлен, и больше не будем об этом говорить… Уедем отсюда… Станем путешествовать. Увидишь, как нам будет хорошо!