Буало-Нарсежак: Из царства мертвых. Полное собрание сочинений. Том 1 [Призрачная охота, Та, которой не стало, Лица во тьме, Из царства мертвых]

— Что вам угодно? — спросил он.

— Та дама, — сказал Флавьер, — дама в сером, кто она?

— Та, что только что поднялась наверх?

— Да. Как ее зовут?

— Полина Лажерлак, — произнес мужчина с ужасным марсельским акцентом.

Вернувшись, Рене застала Флавьера в постели.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Получше. Собираюсь вставать.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Кто, я?

Он попытался улыбнуться и отбросил одеяло.

— У тебя какой-то чудной вид, — настаивала она.

— Да нет же. Тебе кажется.

Он причесался, надел пиджак. Комната была такой тесной, что при малейшем перемещении они то и дело натыкались друг на друга. Флавьер не решался ни заговорить, ни продолжать молчать. Ему хотелось остаться в одиночестве, закрыть руками лицо, заткнуть уши — один на один со своей страшной тайной.

— У меня есть еще дела, — сказала Рене. — Я зашла на минутку, узнать, как ты себя чувствуешь.

— Дела?.. Какие дела?

— Ну, мне надо сходить в парикмахерскую. Хочу помыть голову. И еще купить чулки…

Мытье головы, покупка чулок — все это реальные вещи. В этом было что-то успокаивающее. К тому же сейчас у нее было ясное, открытое лицо — не верилось, что она способна солгать.

— Можно? — спросила ома.

Ему хотелось погладить ее, но рука дрогнула, как у слепого.

— Ты ведь не в тюрьме, — прошептал он. — Сама знаешь, что это я… у тебя в плену.

Теперь они оба молчали. Она пудрилась перед зеркалом. Флавьер наблюдал за ней, стоя у нее за спиной.

— Милый, отойди, ты мне мешаешь, — сказала она.

Волосы у нее вились возле ушей, a на виске тоненькая голубая жилка билась под напором алой крови. Жизнь притаилась в этом теле, ее выдавал тонкий неповторимый запах, и, будь глаза у него поострее, он мог бы ее увидеть — в виде сияния вокруг головы или блуждающего огонька. Он осторожно коснулся пальцем плеча молодой женщины. Оно было гладким и теплым, и он резко отдернул руку.

— Да что с тобой такое? — повторила она, наклонив лицо, чтобы подкрасить губы.

Он вздохнул. Мадлен… Рене… Стоит ли снова приставать к ней с расспросами?

— Ступай же! — сказал он. — И поскорее возвращайся!

Он попытался улыбнуться, чувствуя себя глубоко несчастным. Все его существо кричало о поражении. Он сознавал, что сейчас внушает ей жалость и поэтому она не решается уйти: так бывает совестно оставлять без присмотра безнадежного больного. Она любит его. В ее лице читалось что-то жестокое и одновременно нежное. Она подошла к нему, встала на цыпочки и поцеловала в губы. Что это было: «до свидания» или «прощай»? Он застенчиво погладил ее по щеке.

— Прости… Маленькая Эвридика!

Даже под слоем косметики было заметно, как она побледнела. Ресницы судорожно заморгали.

— Будь умницей, милый. Отдохни… Постарайся ни о чем не думать…

Она открыла дверь, в последний раз взглянула на Флавьера и помахала ему рукой. Дверь закрылась. Ручка больше не двигалась. Стоя посреди комнаты, Флавьер не отрывал от нее глаз. Наверное, она вернется. Вот только когда? Он готов был выбежать за ней в коридор, крикнуть во весь голос: «Мадлен!» Но он сказал правду. Это он был ее пленником. На что он надеялся? Запереть ее в этом номере? Следить за ней днем и ночью? Но сколько бы он ее ни сторожил, это не позволит ему проникнуть в тайники ее памяти. Истинная Мадлен свободна, но она не здесь. У Флавьера лишь ее пустая оболочка, оставленная ему из милости. Но придет день, когда разлука станет неизбежной. Их любовь чудовищна. Она обречена на гибель… На гибель!

Флавьер ударил ногой по стулу, стоявшему перед туалетным столиком. А как же гостиница, в которой она сняла себе номер? Покупки, которые она делала тайком от него? Разве не ясно, что она собирается сбежать? В этом-то нет ничего таинственного. После Жевиня у нее был Альмарьян. После Флавьера будет кто-нибудь еще… «Да я ревную! Ревную Мадлен!» — усмехнулся он. Разве это не абсурд? Он прикурил от золотой зажигалки и спустился в бар. Есть не хотелось. Не хотелось даже выпить. Он заказал коньяк, чтобы можно было посидеть в кресле. Лишь одна лампочка освещала разноцветные бутылки. Бармен читал газету. С рюмкой в руках Флавьер откинул голову на спинку и смог наконец закрыть глаза. Перед ним возник образ Жевиня. Он подло обошелся с Жевинем, а вот теперь и сам оказался в таком же положении. В каком-то смысле он сам был Жевинем. Он тоже жил с чуждой ему женщиной, которая была его любовницей — все равно что женой. Будь у него знакомый, он бы, вероятно, попросил у него совета. Будь у него друг — умолял бы его последить за Мадлен. Вот до чего он дошел… Он вновь видел Жевиня в своей конторе, слышал его голос: «Она чудная… Она тревожит меня…»