Кристианна Брэнд - В кругу семьи. Смерть Иезавели (сборник) [litres]

– Да, полагаю, что посыпаны. Я видела, как Бро, закончив работу, уходил к себе.

А Эдвард видел, как он начинал.

– Бро начал посыпать дорожки двадцать минут девятого, – сообщил он.

Последовало тягостное молчание. За окнами ярко светило солнце, заливая светом террасу и просвечивая сквозь плотные полотняные занавески. В гостиной же было сумрачно, казалось, свет не проникает сюда уже много лет и в комнате царствуют холод и сырость, ползущие по спине, словно мерзкие липкие существа.

– А откуда вы знаете? – спокойно поинтересовался Кокрилл. – Что вы делали двадцать минут девятого?

Поднявшись, Клэр подошла к камину и встала к нему спиной, сложив руки на животе, словно ребенок, готовящийся прочитать стихотворение. Все поняли, что сейчас она станет лгать.

Они уже договорились, что именно Клэр возьмет на себя эту миссию. Подняв хорошенькую белокурую головку, она посмотрела Кокриллу в глаза.

– У Бро всегда уходило полчаса, чтобы посыпать эти дорожки, инспектор. Тедди просто предположил, что работу эту он начал двадцать – двадцать пять минут девятого. Правда, Эдвард? – Не дожидаясь, пока тот промямлит подтверждение, она спокойно добавила: – Мы все находились в это время на задней террасе, на той, что выходит на реку. И Эдвард там тоже был.

«Она боится, – подумал Эдвард. – Голос ее выдает. Заметит ли это Коки?»

Клэр стояла под портретом Серафиты, высоко подняв красивую голову и в упор глядя на Кокрилла, над ней парила на пуантах Серафита в венке, перчатках и с жеманной улыбкой на устах, выглядевшая как никогда претенциозно на фоне отчаянной откровенности окружавших ее людей. Эдвард, вцепившись в ручки кресла, кусал губы и с трудом удерживался, чтобы не вскочить и покончить со всем этим, выложив правду: что все думают на него, что он был не в себе и убил бедного дедушку, не сознавая, что делает… что они сговорились выгородить его, и поэтому Клэр бессовестно лжет. Весь дрожа, он смотрел, как она искусно, очень искусно, излагает придуманную ими версию.

– После ужина мы все сидели на задней террасе и разошлись только когда отправились спать. За исключением тех десяти-пятнадцати минут, когда я уходила в дом, чтобы посадить на горшок ребенка, мы все находились там.

Кокрилл пристально посмотрел на нее.

– Вы уверены в этом, Клэр? Меня в первую очередь интересует отрезок времени между без двадцати минут восемь, когда Элен ушла из павильона, оставив вашего деда живым и невредимым, и без двадцати девять, когда Бро начал посыпать дорожки. Вы точно сидели все вместе в течение этого часа?

– Да, Коки, – подтвердила Клэр и, не дав ему времени для раздумий, быстро продолжила: – Я вошла в дом как раз без двадцати девять. Проходя через гостиную, я решила закрыть на ночь окна. У нас сейчас нет приличной прислуги, и окна часто остаются незакрытыми; поэтому я решила сделать это сама. В комнате было уже темновато, но свет я включать не стала.

Они не успели отрепетировать эту часть, и Клэр пришлось импровизировать, рискуя завязнуть в трясине неправдоподобия.

– Я понимаю, для затемнения было еще рановато, но вы же знаете, Коки, сейчас все так напуганы, что боятся включать свет даже днем.

– Тем более что в этом нет большой необходимости, – заметил Кокрилл, внимательно глядя на ее лицо и руки и отмечая некоторую нервозность, излишнюю словоохотливость и явное желание уйти от главной темы.

– Ну да, это я и хочу сказать. Ну, так вот… Я уже забыла, где остановилась, – с несчастным видом произнесла Клэр.

– Вы остановились в гостиной, дорогая, где, несмотря на французские окна и еще не зашедшее солнце, было так темно, что вы опрокинули вазу с цветами, – вы это хотели мне сказать?

Клэр судорожно глотнула и облизнула пересохшие губы.

– Но я же не говорю, что там было совсем темно, нет, конечно. Просто когда я задернула шторы, в комнате стало темновато, и я… я налетела на столик, на котором стояла ваза с цветами, вот и все.

Кокрилл стал молча перелистывать свой блокнот.

– Понимаю. Но полчаса назад вы утверждали, что уронили эту вазу.

«Все, не могу больше, – подумал Эдвард. – Не могу все это выносить. Так больше не может продолжаться. Пора положить этому конец».

Вцепившись в полотняный чехол кресла, он побледнел и забил ногами об пол. На лбу у него выступила испарина.

«Я безумен, безумен и не могу отдавать отчет в своих действиях. Это я убил бедного дедушку, и теперь Коки обо всем догадался. Клэр выдала меня, и Коки все понял. А они все уставились на меня, открыв рот, как рыбы, и ничего не говорят и не делают. Почему они молчат? Почему пальцем не пошевельнут? Почему так смотрят на меня? Смотрят и смотрят».