Марджери Аллингем - Черные перья. Работа для гробовщика [сборник]

И вот теперь, когда он поднялся по деревянной лестнице и вошел в кабинку с обшитыми лакированными панелями стенами, нависавшую над полукруглой стойкой большого бара внизу, бледные глаза мистера Кэмпиона узрели сына Билла Льюка. Дивизионный инспектор (таково было его полное звание) выглядел серьезным парнем. Сидя у края стола в шляпе, надвинутой на глаза, с мышцами, заметными даже под гражданским плащом, он легко мог бы сойти за гангстера. Льюк обладал крупным телосложением, но тонкая кость и умение держать себя неброско скрадывали его рост и общие могучие габариты. У него было подвижное, чуть смуглое лицо с длинным носом, узкие блестящие глаза, а заранее заготовленная для встречи улыбка скрывала яростный темперамент.

Чарльз Льюк сразу поднялся со стула, приветственно протягивая руку.

– Очень рад знакомству, сэр, – сказал он так, что собеседнику лучше было поверить в искренность его слов.

Обычно дивизионный инспектор единолично и полностью отвечает за свой небольшой квартал города, но только до тех пор, пока там не происходит ничего экстраординарного и настолько интересного, чтобы старший районный детектив-инспектор Скотленд-Ярда не почувствовал необходимости прислать ему кого-нибудь в помощь. И несмотря на более близкое знакомство с кварталом, он почти всегда неизбежно попадал в подчинение к присланному помощнику. Кэмпиону оставалось ему лишь посочувствовать.

– Надеюсь, вас это не слишком обидит, – произнес он с обезоруживающей откровенностью. – Сколько убийств в семействе Палиноудов вам сейчас приходится расследовать?

Узкие глаза сверкнули в его сторону, и Кэмпион заметил, что офицер был даже моложе, чем он предполагал. Тридцать четыре, тридцать пять – максимум. Неслыханно молод для своего ранга в полиции.

– Прежде всего, что вы будете пить? – Льюк нажал на кнопку звонка на столе. – А когда мамаша Чабб оставит нас одних, я без помех посвящу вас во все детали.

Владелица паба действительно обслужила их собственноручно. Это была востроглазая суетливая маленькая женщина с лицом, вежливо озабоченным интересами клиентов, и седыми волосами, собранными в пучок под сеткой.

Она кивнула Кэмпиону, даже не удостоив его прямого взгляда, и удалилась, взяв плату за заказ.

– Что ж, – сказал Чарли Льюк, стрельнув глазами по сторонам, и в его голосе неожиданно послышался легкий сельский акцент. Причем голос оказался таким же налитым мощью, как и плечи. – Не знаю, что вы успели выяснить об этом деле, и потому кратко расскажу историю в том порядке, в каком ее докладывали мне самому. Все началось с несчастного доктора Смита.

Кэмпион не слышал ни о каком докторе Смите, но внезапно тот будто оказался рядом с ними. Приобрел реальные очертания, как нарисованный карандашом портрет.

– Высокорослый мужчина лет тридцати пяти, женатый на настоящей мегере. Перегружен работой до предела. Слишком уж добросовестно исполняет свои обязанности. Совестливый. Каждое утро выходит из квартиры, уже запиленный супругой вконец, и отправляется к себе в приемную с витриной, напоминающей прачечную. Сутулится. Спина напоминает верблюжий горб. Носит слишком широкие брюки, ерзает в кресле, словно сам Бог дергает его за невидимые веревочки. Голова почти без шеи, как у черепахи, и он поводит ею чуть заметно из стороны в сторону. Глаза постоянно встревоженные. В общем, хороший человек. Добрый. Не такой умник, как некоторые, нет времени для самосовершенствования, но вполне достойный профессионал. Личность старой закваски, хотя не окончил престижной школы и не причисляется к местной элите. Служит своему призванию, никогда не забывая, что это его долг. И вот Смит начинает получать гадкие анонимные письма. Естественно, это не может не потрясти его.

Чарли Льюк вел свой рассказ, не акцентируя знаков препинания и не слишком связно, зато помогал повествованию всем своим телом. Когда он описывал спину доктора Смита, его спина выгнулась тоже. При упоминании приемной он жестом обозначил форму витрины. Но его огромная сила все же оставалась более физической, чем эмоциональной, и он использовал ее в рассказе, забивая факты на свои места, как гвозди молотком. Кэмпиона он заставил буквально проникнуться пережитым доктором скандальным потрясением. Его речь обрушивалась на собеседника лавиной.

– Позднее покажу вам папку со всей этой грязью. А пока обрисую ситуацию в общих чертах. – И он стал яростно произносить фразы, руками помогая им как бы улечься в отведенные гнезда. – Обычные грубые непристойности. Заставил психолога поработать над письмами. Тот утверждает, что писала женщина, но с большим сексуальным опытом и далеко не такая необразованная, как можно предположить, если обращать внимание на грамматические ошибки. В письмах содержались обвинения в том, что доктор покрывает убийцу. Старая леди Рут Палиноуд была убита, похоронена, никто не задавал никаких вопросов, а врач несет за это ответственность. До доктора не сразу доходит серьезность проблемы, но потом он начинает подозревать, что такие же письма получают его пациенты. Обращает внимание на их случайные обмолвки. И бедолаге поневоле приходится задуматься. Он перепроверяет симптомы болезни той старушки. Сам уже напуган до смерти. Зачем-то делится своими тревогами с женой, которая, разумеется, начинает пользоваться этим, чтобы еще больше мучить его. Смит доходит до нервного срыва, обращается к коллеге-специалисту, и тот заставляет его обратиться к нам. Вот каким образом дело впервые попадает в мои руки. – Он дал себе передышку, глотнув разбавленного водой виски. – «Боже мой! – заявляет мне Смит. – Ведь ее мог убить мышьяк. Я вообще даже не предполагал возможного воздействия яда». «Что ж, доктор, – отвечаю ему я. – Это может быть лишь пустая сплетня. Но кому-то явно хочется распускать ее. Мы найдем, кто именно этим занимается, и все уладим». А теперь переместимся на Апрон-стрит.