Николай Животов - Убийца

– Сторож, позовите дежурного фельдшера, он вас проводит.

Через минуту фельдшер явился.

– Вы к кому?

– К Коркину, в семнадцатую палату.

– Его уже нет там. Он в покойницкой.

– Как?! Разве…

Елена Никитишна не могла выговорить «умер».

– Скончался.

Елена Никитишна, как подкошенная, свалилась на руки подбежавшего директора.

Густерин и следователь вошли к главному врачу больницы.

– Что случилось? – спросили они в один голос еще на пороге кабинета.

– Чудовищный организм у вашего преступника! Представьте, что нет никакой возможности его захлороформить! Мы перепробовали все средства, и, как только усыпим его, приготовимся усыплять, он просыпается и кричит «не режьте меня!». Мы боялись усилить дозу усыпления, чтобы не убить его, и должны были отказаться от операции; без анестезии невозможно сделать операцию, он не перенесет.

– Он умирает?

– По-видимому, да! Но это чертовский организм! Ничего нельзя сказать определенного.

– Еще один вопрос: с такой раной, как у него, может человек жить?

– Условно: если пуля не повредила известных сосудов.

– А у него эти сосуды повреждены?

– Почем же мы знаем? Ведь мы операции не делали!

Густерин переглянулся со следователем.

– В результате, значит, мы ровно ничего не знаем! Я полагал бы перевести Макарку в лазарет дома предварительного заключения и поставить к нему усиленную стражу. Церемониться или миндальничать с ним невозможно! Пожалуй, дождемся еще какой-нибудь штуки!

– Как врач, господа, – произнес главный доктор, – я не могу этого позволить! Это равносильно убийству! Он не перенесет подобного передвижения!

– А вы даете нам гарантии, что он у вас не убежит?

– О! Какую хотите! Это было бы чудом!

– Поверьте, господин доктор, что чудеса случаются с такими исключительно зверскими натурами, как Макарка. Он, например, только что пробыл одиннадцать дней на Горячем поле без всякой пищи; он сам рассказывал, что сосал разные травы и этим существовал; ведь всякий другой на его месте давно бы вышел добровольно из засады, а его мы нашли спавшим безмятежным сном; точно барин у себя в кабинете, развалился на траве и похрапывал. Вот это какая натура! А сколько раз он был ранен и уходил истекавшим кровью?! Все ему ничего! Ни в огне не горит, ни в воде не тонет!

– А все-таки в теперешнем положении его опасно переносить из палаты в палату, а не только через весь город.

– Но ведь мы ответственность берем на себя!

– Хорошо, только я составлю протокол о его смертельно опасном положении и вы раньше подпишитесь, что были предупреждены.

Густерин опять переглянулся со следователем.

– Да пусть тут полежит, – произнес следователь, – все равно больничная администрация отвечает нам за его целость!

– Отвечает… Что толку в ее ответе!! Она, что ли, будет опять ловить его! Вся ответственность в том, что уволят какого-нибудь сторожа и только! А мы опять неделями должны мучиться!

– Смешно, господа, слушать ваши рассуждения о человеке, у которого, верно, начался уже процесс агонии! – перебил доктор. – Вы забываете, что при таких ранах, если пуля не вынута, неизбежно делается «антонов огонь»!

– А вы уверены, что рана именно такая.

– Почти уверен.

– Почти! С Макаркой нельзя полагаться на «почти».

– Пойдемте, посмотрите; может быть, теперь я вам скажу точно.

– Пойдемте.

Они тихонько прошли в хирургическую палату. Макарка был один во всей палате, и при нем дежурил сонный фельдшер. Царила тишина и полумрак. Воздух пропитан лекарственными средствами. Макарка лежал неподвижно на кровати, прикрытый белой простыней. Его перенесли с операционного стола и решили дать умереть спокойно. Доктор подошел к умирающему и взял его руку.

– Пульс едва слышен. Посмотрите, под глазами зловещие круги. Ноги начинают холодеть. Скоро должна наступить агония.

Макарка открыл глаза, и губы его исказились.

– Меня звали «душегубом». Нет, это вы настоящие душегубы! Стоят над душой и ждут, скоро ли больной околеет! Эх, вы!.. А еще ученые! Зарезать не пришлось, так задавить рады!

– Уж ты молчал бы лучше, – наставительно произнес Густерин.

– Что я?! Разбойник, злодей, каторжник, а вы высокие, ученые мужи! А по части душегубства со мной конкурируете! Я душил людей один на один, лицом к лицу, а вы напали на умирающего, обессиленного, беспомощного!

– Молчи, негодяй!

Макарка потянулся и закрыл глаза.

– Он едва ли переживет эту ночь, – прошептал врач.