Рональд Нокс - Все еще мертв. Фальшивые намерения

– А как он был одет? Насколько я понял, не так, как люди, занимающиеся пешим туризмом. На одежде были следы непогоды? Грязь на туфлях? Может, он отрастил бороду? Все это естественные вопросы, учитывая наши утренние находки.

– Насчет туфель трудно сказать определенно: на них остались следы соломы, словно Колин ходил по полю, но земли не было. Воротничок был грязным, а костюм испачкан, что неудивительно, если он действительно жил в той пещере. Но при этом Колин был тщательно выбрит.

– Солома на ботинках? А как насчет мелких частиц на одежде – песок, ворсинки, пух? Часто они дают ценные подсказки.

– На одежде тоже заметили соломинки, налипшие в разных местах. Совсем маленькие.

– Значит, солома… Ладно, идем дальше. На нем были наручные часы, вероятно, они остановились?

– Естественно.

– В какое время?

– В половине четвертого.

– Либо задолго до смерти, либо, наоборот, часом или двумя позднее. Похоже, он совсем не спал. Даже если люди ложатся спать в пещере, поужинав только шоколадом и копченым языком, вряд ли они забудут завести часы, это въедливая привычка. Жаль только, что циферблат показывает двенадцать часов, а не двадцать четыре. Или, в нашем случае, семьдесят два. Впрочем, в них просто мог сломаться механизм.

Доктор Парвис усмехнулся:

– Боюсь, вы подумаете, будто я изображаю детектива, но все-таки скажу: пару раз я покрутил заводную головку, и часы сразу завелись.

– Доктор, вы должны работать сыщиком! У вас есть для этого все необходимые качества. К сожалению, это не поможет нам установить, когда наступила смерть – в ночь на понедельник или на среду. Но меня немного смущает, что часы вообще остановились. Во вторник днем Колин был еще жив и наверняка смотрел на время. Однако любой человек, увидев, что его часы остановились, заведет и пустит их снова, что не так уж разумно, если нет возможности выставить точное время. Значит, они остановились уже после смерти, примерно в три часа ночи. А отсюда следует, что Колин всю ночь провел вне дома. Может, потерял сознание и несколько часов лежал у дороги. Если так, то вам не кажется, что это должен был заметить какой-нибудь добрый самаритянин, проезжавший по шоссе?

– В наше время на дороге чаще попадаются не самаритяне, а фарисеи и левиты. Увы, большинство тех, кто оказывается на шоссе в поздний час, не станут тормозить, завидев незнакомца. Скорее всего они проедут мимо, решив, что это какой-нибудь пьяница или бродяга. Ночь была холодной, но без сильного мороза.

– Все равно, после шумихи в газетах… Обычно фары ярко освещают придорожные камни, и на их фоне трудно не заметить темную фигуру. Честно говоря, доктор, меня сильно удивляет полное молчание местных жителей относительно молодого человека, которого они могли видеть или о котором могли слышать в последние несколько дней.

Разговор продолжался дальше, но приводить его не имеет смысла, поскольку он касался вещей, уже известных читателю. Тем временем Анджела, оставив мужчин одних, – она знала, что разговоры тет-а-тет развязывают им языки, – попала в руки негласной королевы отеля «Блэруинни» миссис Уочоуп. Это была солидная пожилая дама, чью страсть к посещению подобного рода водолечебниц можно было отнести к одной из необъяснимых странностей человеческой природы. Буквально с первого взгляда становилось ясно, что она принадлежит к правящему классу или тому, что теперь принято так называть, настолько она была уверена в себе, резка на язык и равнодушна к бесчисленным правилам и тонкостям хорошего тона, какие в нас усердно вколачивают с помощью книг по этикету. Среди других дам из Глазго миссис Уочоуп сияла подобно бриллианту среди фальшивок и подделок. Увидев ее, вы не могли усомниться, что она на короткой ноге с лучшими представителями графства и легко могла бы получить приглашение в Дорн, если бы этого хотела. Она сидела с вышивкой в большом плетеном кресле посреди сада и, увидев Анджелу, подозвала ее к себе.

– Сюда, сюда, милая! – воскликнула миссис Уочоуп. – Поговорите со мной! Когда доживете до моего возраста, поймете, что для нас, старых перечниц, очень важно общаться с молодыми женщинами вроде вас, тогда все подумают, будто нас еще рано сдавать в утиль. Но сначала возьмите свое вязание, терпеть не могу, когда кто-то глазеет на мою вышивку и думает, до чего она уродлива. Только возвращайтесь сразу и никуда не исчезайте, хорошо?

Анджела охотно исполнила ее просьбу, миссис Уочоуп, несмотря на властные манеры, была приятной женщиной и, кроме всего прочего, могла рассказать о Дорне и об истории жившего там семейства. Излишне упоминать, что она была прекрасно осведомлена обо всех старых домах Шотландии и знала про них каждую мелочь: кто на ком женился, кто у кого купил поместье, за какую цену, когда и по какой причине. Шотландцев никто еще не упрекал в пренебрежении к своим корням.