Дом стоял чуть правее. К нему тянулась гравийная дорожка, из которой беззастенчиво прорастала трава. К солидной входной двери вели пологие ступени. По обе стороны от них буйствовали неухоженные кусты, стремясь поглотить здание как в джунглях. Вероятно, именно в этой темной и густой растительности был найден пистолет. Над кустами подслеповато щурились подобные бойницам готические окна, пропускающие в дом минимальное количество света.
Тиббет остановил машину и вышел. Дорожка была достаточно широка, чтобы разминуться двум автомобилям. Стоящие вокруг кусты и деревья были идеальным укрытием для возможного убийцы. Дом и его окружение казались безлюдными.
И вдруг раздался густой, авторитетный, мужской голос, прогремевший, словно с небес:
— Бабах! Бабах!
Генри остановился, огляделся и никого не увидел.
— Бабах! — повторил голос, и после небольшой паузы добавил: — Эй там, внизу!
На этот раз инспектор сумел определить источник звука точнее. На ветке большого платана прямо у него над головой сидел человек в выцветших шортах, джинсовой рубашке, со старым тропическим шлемом на голове. Казалось, незнакомцу было лет под шестьдесят. Серовато-седые волосы и аккуратно подстриженные усы, очень яркие карие глаза. В руке человек держал армейский пистолет, нацеленный точно в сердце Генри.
— Стоять на месте, — сказал сидящий на дереве. — Не двигаться.
И тщательно прицелился.
Сотрудники уголовного отдела обучены думать и действовать быстро. Им не свойственно стоять неподвижно, когда вооруженные недоумки направляют на них пистолет. Когда человек спустил курок, Генри уже бросился лицом вниз на дорожку.
В тот же момент незнакомец произнес:
— Бабах! Убит!
Затем донесся странный продолжительный звук, словно что-то тяжелое падало с дерева, ломая мелкие веточки.
Генри встал и отряхнул костюм от песка и камешков. Человек все так же сидел на дереве, но пистолет лежал на земле. Его бросили в направлении дома, и он теперь валялся в поросли на краю дороги.
— Хм. Вполне возможно. Хотя упал слишком близко. — Легкий ирландский акцент стал чуть заметнее. — Вы не были бы против подобрать его и подать мне?
— Я так понимаю, он не заряжен? — поинтересовался Генри.
— Конечно же нет. Определенно. Это было бы очень опасно — так его бросать, будь он заряжен.
— Вот и я так подумал, — сказал Тиббет, подошел к пистолету, поднял его и подал наверх рукояткой вперед. Человек на дереве принял оружие.
— Спасибо вам большое, — сказал он. — Спасибо. Вы, наверное, тот человек из Лондона?
— Тиббет моя фамилия, — сказал Генри. — Я из Скотленд-Ярда.
— Очень рад вас видеть, сэр! — просиял незнаконец. — Моя фамилия Мансайпл. Вы меня извините, я не буду спускаться с дерева. Мне еще кое-что нужно сделать. Идите прямо в дом, надеюсь, вы не против — моя жена ждет вас. Увидимся за ленчем.
Садясь в машину, Генри видел тщательно нацеленный пистолет и слышал далекий возглас «Бабах!» из ветвей. Последние несколько ярдов до двери он проехал в приятном предвкушении.
Дверной колокольчик представлял собой старомодную ручку из кованого железа, привязанную к ржавой проволоке. Инспектор взялся за него решительной рукой и дернул. Через секунду из глубины дома раздался звон медного колокольчика. Затем его отзвуки его стихли, послышалось шарканье шагов, и массивная дверь отворилась. За ней стояла невысокая женщина в костюме из жатого твида. Ей, наверное, под пятьдесят, но необычайно свежее и гладкое лицо, персиковая кожа, черные волосы и темно-голубые глаза ясно говорили, что в родной деревушке она считалась самой хорошенькой colleen [1] Сельская девушка ( ирл .).
.
— А! — сказала она. — Инспектор Тиббет, я полагаю? Милости просим. Я Вайолет Мансайпл. Боюсь, у нас беспорядок, как всегда.
Генри вошел в просторный холл, огляделся и остался доволен увиденным. Да, миссис Мансайпл была по своему права. Дом никак нельзя назвать аккуратным, но что-то в нем было неоспоримо привлекательное. Большие вазы с поздними розами и дельфиниями стояли среди красивых предметов антикварной мебели, висели шторы из вылинявшего ситца, а рядом с камином находилась видавшая виды медная чаша с мелко наколотыми дровами. Также в поле зрения попадали старые газеты, плетеная корзинка с мотками бечевок, грязный фартук и несколько пачек старых писем. Пожалуй, самым поразительным предметом в холле был большой портрет маслом старого джентльмена с суровым лицом, в академической мантии и квадратной шапочке. Его властные глаза с неодобрением следили за посетителем с того самого момента, как он входил, но эффект ослабляла шляпа, небрежно повешенная на угол тяжелой золоченой рамы.
Читать дальше