Роман Антропов: Сыщик Путилин

— Все?

— Все, Иван Дмитриевич.

«Малинник», знаменитый вертеп пьянства и разврата, гремел массой нестройных голосов. Если ужасы Вяземки днем были отвратительны, то неописуемые оргии, происходившие по ночам в «Малиннике», казались поистине поразительными. Все то, что днем было собрано, наворовано, награблено, — все вечером и ночью пропивалось, прогуливалось в этом месте. Тут словно бог совершенно отступился от людей, и люди, опившиеся, одурманенные зверскими животными инстинктами, находились во власти сатаны.

Когда мы подошли, стараясь идти не группой, а поодиночке, к этой клоаке, Путилин сказал:

— Барынька, вы оставайтесь здесь, с Х. Мы с доктором войдем сюда и, наверно, скоро вернемся…

Мы зашли в ужасный притон. Первое, что бросилось нам в глаза, была фигура страшного горбуна. Он сидел на стуле, свесив свои страшные изуродованные ноги. Создавалось такое впечатление, будто за столом возвышаются только огромный горб и огромная голова. Лицо горбуна было ужасно. Сине-багровое, налившееся кровью, оно было искажено пьяно-сладострастной улыбкой. На коленях его, если только можно было эти искривленные выпуклости назвать коленями, сидела пьяная девочка лет пятнадцати. Размахивая стаканом с водкой, она что-то кри— чала тоненьким сиплым голоском, но что она кричала — за общим гвалтом разобрать было невозможно.

— Горбун! Дьявол! — доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей.

Кто-то где-то хохотал животным хохотом, кто-то рыдал пьяным плачем.

— Назад! — шепнул мне Путилин.

Мы быстро, не успев обратить на себя ничьего внимания, выскочили из этого смрадного вертепа. Я был поражен. Для чего же мы отправились сюда? Какой гениальный шаг рассчитывает сделать мой друг?

— Скорее! — отдал приказ Путилин агенту и агентше, поджидавшим нас.

Нас толкали, отпуская в наш адрес непечатную брань. Кто-то схватил в охапку агентшу, но, получив могучий удар от агента Х., с проклятием выпустил ее из рук.

— Дьявол! Здорово дерется!..

Минуты через две мы очутились перед той лестницей, ведущей на «галдарейку» флигеля, по которой сегодня утром поднимался горбун. Путилин стал взбираться первым. За ним — агент Х., потом — я, последней — агентша-сыщица.

— Может быть, вам что-нибудь известно? — терзаемый любопытством, негромко спросил я девушку.

— Да разве вы его не знаете? Разве он скажет что-нибудь наперед? — ответила она загадочно.

Вот и эта галерея, вонючая, зловонная. В ней было почти темно. Только в самом ее конце из крошечного оконца лился тусклый свет сквозь мутное разбитое стекло, заклеенное бумагой. Перед нами была небольшая дверь, обитая старой-престарой клеенкой. На ней выделялся длинный засов, на нем — огромный висячий замок.

— Начинайте, голубчик! — обратился Путилин к агенту.

Послышался чуть слышный металлический лязг инструментов в руках агента Х.

— А теперь, господа, вот что… — великий сыщик обратился уже к нам. — Если замок открыть не удастся, тогда я немедленно возвращаюсь в «Малинник», а вы… вы караульте здесь. Смотрите, какое тут чудесное помещение.

С этими словами Путилин подвел нас к какой-то конуре, напоминавшей нечто вроде сарая-кладовой. Я приходил во все большее замешательство.

— Иван Дмитриевич, да объясни ты хоть что-нибудь!..

— Тсс! Ни звука! Ну как? — спросил он агента.

— Великолепно! Кажется, сейчас удастся, — ответил Х.

— Ну?

— Готово!

— Браво, голубчик, замечательно сработано! — довольным голосом произнес сыщик.

— Пожалуйте! — раздался шепот агента Х.

— Прошу! — пригласил нас Путилин, показывая на открывшуюся дверь.

Первой вошла агентша, за ней — я. Наш наставник остановился в дверях и обратился к Х.:

— Ну а теперь, голубчик, закройте, вернее, заприте нас на замок тем же образом.

— Как?! — в сильнейшем недоумении и даже с некоторым страхом воскликнул я. — Как?! Вы хотите, чтобы мы оказались заперты в логове того страшного урода?

— Совершенно верно, мы должны быть заперты, дружище… — невозмутимо ответил мой друг. — Постойте, господа, пропустите меня вперед, я немного освещу вам путь.

Путилин полез в карман за потайным фонарем. В эту секунду я услышал звук запираемого снаружи замка. Много, господа, лет прошло с тех пор, но уверяю вас, что этот звук и сейчас стоит у меня в ушах, точно я его снова слышу.

Ледяной ужас охватил все мое существо. Такое чувство испытывает, наверно, человек, которого хоронят в состоянии летаргического сна, когда он слышит, что над ним заколачивают крышку гроба, или осужденный, брошенный в темницу-подземелье, при звуке навеки захлопываемой за ним двери каземата.