Джон Карр - Подвиги Шерлока Холмса

– Я этого не заметил. Боже мой, туман действительно сгущается. Боюсь, мистер Холмс, что вам предстоит не очень-то приятная поездка.

– Тогда нам нужно двигаться.

Когда мы спустились по лестнице и задержались в холле, пока Теобольд Уилсон ходил за нашими шляпами, Холмс наклонился к нашей молодой спутнице.

– Хочу напомнить вам, мисс Уилсон, то, что я недавно говорил о женской интуиции, – спокойно сказал он. – Бывают случаи, когда истину легче почувствовать, чем увидеть. Спокойной ночи.

Через минуту мы уже ощупью шли по садовой дорожке к тому месту, где сквозь густой туман тускло светились огоньки нашего наемного экипажа.

Мой спутник сидел погруженный в свои мысли, когда мы с грохотом катили на запад по грязным улочкам, которые выглядели еще более жалкими в свете газовых фонарей, горевших неверным свистящим пламенем возле многочисленных питейных заведений. Ночь обещала быть ненастной, и уже теперь немногочисленные прохожие сквозили сквозь желтый туман, который все плотнее окутывал улицы и тротуары, словно призрачные тени.

– Мне очень жаль, мой дорогой друг, – заметил я, – что вам пришлось зря тратить время и силы – ведь вы и так слишком утомлены.

– Верно, верно, Уотсон. Мне тоже казалось, что дела этого уилсоновского семейства не представляют для нас никакого интереса. И все-таки… – Он откинулся на спинку сиденья, отдавшись на минуту своим мыслям. – И все-таки все это скверно, очень и очень скверно! – шептал он словно про себя.

– Я не заметил ничего подозрительного.

– Я тоже. Однако все колокольчики тревоги в моей голове непрерывно звонят, предупреждая об опасности. Почему камин, Уотсон? Почему камин? Надеюсь, вы заметили, что труба от подвальной печи соединена с печами в спальнях?

– В одной спальне.

– Такая же печь есть и в соседней комнате, где умерла мать.

– Я не вижу здесь ничего такого, просто устаревшая система отопления.

– А следы на потолке?

– Вы имеете в виду пыльные разводы?

– Я имею в виду следы сажи.

– Сажи! Вы, конечно, ошибаетесь, Холмс.

– Я их потрогал, понюхал, внимательно рассмотрел. Эти крапинки и черточки нанесены древесной сажей.

– Ну что же, этому, наверное, есть какое-нибудь вполне естественное объяснение.

Некоторое время Холмс молчал. Наш экипаж приближался к самому городу, и я глядел в окно, рассеянно барабаня пальцами по стеклу, уже помутневшему от сгустившегося тумана, как вдруг громкое восклицание моего спутника вывело меня из задумчивости. Он пристально всматривался во что-то поверх моего плеча.

– Стекло, – бормотал он.

На замутненной поверхности стекла был виден замысловатый узор из разводов и линий, которые оставили мои пальцы, выбивавшие на нем дробь.

Холмс хлопнул себя по лбу, распахнул второе окно и крикнул кучеру, отдавая ему какое-то приказание. Экипаж развернулся, кучер хлестнул лошадь, и мы куда-то покатили в густом тумане.

– Ах, Уотсон, Уотсон, как это верно сказано, что вдвойне слеп тот, кто не хочет видеть, – с горечью проговорил Холмс, забившись в угол кареты. – Ведь все факты были налицо, они так и смотрели мне в глаза, и все-таки я не сумел сделать логическое заключение.

– Какие факты?

– Их девять. Впрочем, хватило бы и четырех. Вот вам: человек, живший на Кубе, не только дрессирует канареек самым необычным образом, но, кроме того, знает, как кричат ночные тропические птицы, и устроил в своей комнате камин. Вот здесь мы остановимся, Уотсон. Стой, кучер, стой!

Мы находились на перекрестке двух широких оживленных улиц, где над уличным фонарем сверкали золотые шары ломбарда. Холмс выскочил из экипажа. Но не прошло и нескольких минут, как он вернулся, и мы продолжили путь.

– Какое счастье, что мы все еще в Сити, – заметил он, усмехнувшись. – Я подозреваю, что в ист-эндском ломбарде вряд ли можно найти заложенные и невостребованные клюшки для гольфа.

– Боже правый… – начал я, но тут же замолчал, увидев тяжеленную палку, которую он сунул мне в руку. Первые признаки каких-то неосязаемых, но не менее от этого ужасных подозрений закрались мне в душу.

– Еще слишком рано! – воскликнул Холмс, посмотрев на часы. – Мы вполне успеем заглянуть в какой-нибудь паб. Бутерброд и рюмочка виски нам совсем не помешают.

Часы на церкви Святого Николаса как раз били десять, когда мы снова оказались в саду, насыщенном дурными запахами. В густом тумане едва заметно вырисовывались темные очертания мрачного дома; только в одном окне верхнего этажа светился слабый огонек.