Джон Ле Карре: Шпионское наследие

Вспоминая сегодня этот разговор, я не могу отделаться от ощущения, что он мне себя предлагал в качестве приемного отца, каковым и стал со временем. Хотя, возможно, он это так не воспринимал. Однако факт остается фактом: когда он задал мне решающий вопрос, я почувствовал себя дома, хотя мой дом находился в Бретани, по ту сторону Ла-Манша.

— Мы тут подумали, — сказал он отрешенно, — не захотите ли вы перевести наши отношения на регулярную основу? Люди, работавшие на нас на стороне, не всегда одинаково комфортно ощущают себя внутри коллектива. Но вы, как нам кажется, впишетесь. Платим мы не очень много, и карьеры, бывает, прерываются. Зато мы считаем это по-настоящему важным делом. Главное, чтобы человека больше волновала цель, а не средства.

Мое фермерское хозяйство в Ле-Дёз-Эглиз состоит из прямостоящего, ничем не примечательного гранитного manoir[3] Особняк (фр.). XIX века, обветшалого коровника с каменным крестом на коньке крыши, развалин фортификационных сооружений забытых войн, старого каменного колодца, ныне не используемого (а когда-то бойцы Сопротивления прятали там от нацистских оккупантов оружие), такой же старой выносной печи, допотопного пресса для изготовления сидра и пятидесяти гектаров равнодушного пастбища, спускающегося к морским скалам и побережью. Эта ферма принадлежала семье на протяжении четырех поколений. Я — пятое. Ни достойным, ни выгодным приобретением ее не назовешь. Из окна гостиной я вижу справа узловатый шпиль церкви XIX века, а слева — белую одинокую часовню, крытую соломой. Между ними расположилась деревня с соответствующим названием. В Ле-Дёз-Эглиз, как и во всей Бретани, ты или католик, или неверующий. Я — неверующий.

Чтобы добраться до нашей фермы из Лорьяна, надо проехать около получаса вдоль южного побережья по дороге, которую зимой обступают худосочные тополя, мимо останков выстроенной Гитлером «Атлантической стены»; разобрать ее не представляется возможным, поэтому она быстро приобретает статус современного Стоунхенджа. Через тридцать километров ты начинаешь выглядывать слева пиццерию с гордым названием «Одиссей», а вскоре, уже справа, появится зловонное кладбище старых автомобилей, где пьяный бродяга, по ошибке получивший при рождении имя Оноре [4] Уважаемый, досточтимый (фр.). (мать рекомендовала мне всячески его избегать), но больше известный среди местных как Вонючий Карлик, приторговывает антикварными вещицами, использованными покрышками и навозом. После облезлого знака с надписью «Делассю» (семейная фамилия моей матери) ты сворачиваешь на разбитую колею и, попадая в выбоины, бьешь по тормозам либо на полной скорости ловко лавируешь между ними, как это делал почтальон месье Дени. Так он и поступил в то солнечное утро ранней осени — к негодованию кур во дворе и величайшему безразличию Возлюбленной, моей любимой ирландской сеттерши, слишком занятой своим недавним пометом, чтобы обращать внимание на мелкие человеческие слабости.

А что до меня, то когда месье Дени, он же Генерал по причине высокого роста и некоторого сходства с президентом де Голлем, вышел из желтого фургона и стал подниматься на наше крыльцо, мне хватило одного взгляда, чтобы понять: письмо, которое он сжимает в своей узловатой руке, — это весточка мне из Цирка.

Поначалу это меня не встревожило, скорее позабавило. Есть в британской секретной службе вещи неизменные. Например, крайняя озабоченность внешним видом почтовой корреспонденции. Чтобы она выглядела не слишком официально или формально — для прикрытия это не годится. Конверт не должен быть прозрачным, предпочтительно линованный. Белый цвет бросается в глаза, поэтому лучше цветной, но без игривых оттенков. Тусклый синий либо серый — вот это приемлемо. В данном случае конверт был светло-серого цвета.

Второй вопрос: адрес мы печатаем или пишем от руки? В поисках ответа сосредоточьтесь, как полагается, на адресате, в данном случае на мне: Питер Гиллем, бывший сотрудник, отпущенный на волю и испытывающий за это благодарность. Давно живет во французской глубинке. Встречи ветеранов не посещает. Официально не женат. Получает полную пенсию, а значит, уязвим. Вывод: в далекой бретонской деревне, где иностранец большая редкость, отпечатанный полуофициальный адрес на сером конверте с британской маркой может вызвать у местных жителей ненужный интерес, а посему пишем адрес от руки. Теперь задачка потруднее. Контора, или как там сейчас Цирк себя называет, не может пройти мимо вопросов безопасности, даже если речь идет о частной переписке. Добавить, для дополнительного веса, «персонально»? Или так: «Персонально. Вручить непосредственно адресату»? Нет, слишком тяжеловесно. Останемся в границах частной переписки. Тогда так: «Лично».