Агата Кристи - Подвиги Геракла

На это у Пуаро был готов ответ:

— Я собираюсь заняться — серьезно — выращиванием кабачков.

— Кабачков? — поразился доктор Бёртон. — Что вы хотите сказать? Этих больших раздутых зеленых плодов, водянистых на вкус?

— Ах, — с энтузиазмом заговорил Пуаро, — но в этом же все дело. Они не должны иметь водянистый вкус.

— О! Их посыпают сыром, или мелко нарезанным луком, или подают с белым соусом…

— Нет-нет, вы ошибаетесь. Моя идея заключается в том, что можно улучшить вкус самих кабачков. Им можно придать, — он прищурил глаза, — букет…

— Господи боже, послушайте, это же не кларет. — Слово «букет» напомнило доктору Бёртону о стоящем рядом бокале, и он сделал глоток, наслаждаясь вкусом. — Очень хорошее вино. Очень качественное. Да. — Он одобрительно кивнул. — А эти кабачки — вы же не серьезно? Вы не хотите сказать, — он заговорил с подлинным ужасом, — что сами будете наклоняться, — его руки легли на его собственный пухлый живот с ужасом и сочувствием, — наклоняться и вилами разбрасывать навоз на эти штуки, и подкармливать их прядями шерсти, смоченной в воде, и все остальное в этом роде?

— По-видимому, — заметил Пуаро, — вы хорошо знакомы с выращиванием кабачков?

— Видел садовников, которые этим занимались, когда жил в деревне. Но, серьезно, Пуаро, что за хобби! Сравните его с… — тут его голос превратился в восхищенное мурлыкание, — креслом перед камином, где горят дрова, в длинной комнате с низким потолком, с книгами по стенам, — это должна непременно быть длинная комната, не квадратная. Книги по всем стенам. Бокал портвейна, открытая книга в руке… Время катится назад, когда вы читаете… — Далее последовала звучная цитата по-гречески, а за нею — перевод: — «…Кормчий уменьем своим // По виноцветному морю ведет корабль, ветру наперекор…» Разумеется, невозможно передать полностью дух оригинала.

В этот момент, охваченный энтузиазмом, он забыл о Пуаро. А тот, наблюдая за ним, внезапно ощутил сомнение, некоторую неловкость. Есть ли нечто такое, что он упустил? Некое богатство духа? Его постепенно охватила печаль. Да, ему следовало познакомиться с античной литературой… Давно… Теперь, увы, уже слишком поздно…

Доктор Бёртон прервал его меланхоличные размышления:

— Вы хотите сказать, что всерьез думаете отойти от дел?

— Да.

Его собеседник хихикнул:

— Вы этого не сделаете!

— Но я уверяю вас…

— Вы не сможете этого сделать, приятель. Вы слишком увлечены своей работой.

— Нет, действительно, я уже обо всем договорился. Еще несколько дел — особых, специально отобранных дел, не тех, вы понимаете, которые сами подворачиваются, — только те проблемы, которые привлекают лично меня.

Доктор Бёртон усмехнулся:

— Так оно и бывает. Всего одно-два дела, всего еще одно дело… и так далее. Прощальная гастроль примадонны — так будет и с вами, Пуаро!

Он рассмеялся и медленно встал: дружелюбный, седовласый гном.

— Подвиги Геракла не для вас, — сказал ученый. — Для вас — подвиги любви. Вы увидите, прав ли я. Держу пари, что через двенадцать месяцев вы все еще будете здесь, а кабачки, — он содрогнулся, — по-прежнему останутся кабачками.

Доктор Бёртон покинул хозяина дома, оставив его в скупо обставленной прямоугольной комнате.

Он покидает эти страницы и больше не вернется. Нас интересует только то, что он оставил после себя, а оставил он Идею.

Ибо после его ухода Эркюль Пуаро снова медленно сел, как человек во сне, и прошептал:

— Подвиги Геракла… Да, это идея…

На следующий день Пуаро можно было увидеть листающим большой том в телячьей коже и другие, более тонкие книги. Иногда он быстро заглядывал в различные листы бумаги с напечатанным на машинке текстом.

Его секретарша, мисс Лемон, получила задание собрать сведения о Геракле и представить их ему. Без всякого интереса (она не принадлежала к тем людям, которые задают вопрос «зачем?»), но весьма эффективно мисс Лемон выполнила задание.

Эркюль Пуаро с головой погрузился в сбивающее с толку море античных мифов, проявляя особый интерес к «Гераклу, прославленному герою, который после смерти занял место среди богов, и ему оказывали божественные почести».

Вначале все шло хорошо, но постепенно он погружался все глубже. В течение двух часов Пуаро прилежно читал, делал пометки, хмурился, сверялся со своими листочками и с другими справочниками. В конце концов он откинулся на спинку кресла и покачал головой. Настроение предыдущего вечера исчезло. Что за люди!