Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Так что же, в таком случае, остается?

– Немного терпения, мистер Беннет! Дело в самом скором времени выяснится. Если я не ошибаюсь, во вторник на следующей неделе должен наступить кризис. Разумеется, что в этот день мы будем в Кэмфорде. А тем временем, так как общее положение, безусловно, весьма неприятно, я думаю, что, если мисс Пресбэри может продлить свое пребывание в Лондоне…

– Это очень легко устроить.

– Тогда пусть она останется там, пока мы не сообщим ей, что всякая опасность миновала. Вы же предоставьте ему делать, что он хочет, и старайтесь его не раздражать. Нужно, чтобы он был в хорошем настроении, тогда все обойдется.

– А вот и он сам! – испуганным шепотом произнес Беннет.

Посмотрев между ветвями кустарника, мы увидели в дверях дома высокую статную фигуру профессора. Он стоял, слегка нагнувшись вперед и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, как будто что-то разыскивая. Его секретарь с прощальным жестом скользнул за деревья, и скоро мы его увидели присоединившимся к своему хозяину. Оба вошли в дом, видимо, о чем-то оживленно беседуя.

– Мне думается, что старый профессор сообразил, в чем дело, – заметил Холмс на обратном пути в гостиницу. – Как ни мало я его видел, он поразил меня своим на редкость ясным и логичным умом. Конечно, он вспыльчив, но, со своей точки зрения, он имеет некоторое основание для этого, обнаружив какой-то сыск в своем собственном доме. Боюсь, что наш друг Беннет переживает неприятные минуты.

По пути Холмс зашел в почтовую контору и послал телеграмму. Ответ на нее был получен вечером, и он показал его мне.

«Посетил Коммерческую улицу и видел Дорака. Приветливая внешность, чех, пожилой. Содержит большой универсальный магазин. Мерсер ».

– Мерсер служит у меня, – сказал Холмс. – Он мастер на все руки, исполняет разные простые поручения. Мне было важно узнать, с кем профессор ведет секретную переписку. Национальность этого человека имеет связь с поездкой в Прагу.

– Радуюсь за вас, что «нечто» имеет связь с «чем-то», – заметил я. – Пока еще мы стоим перед длинным рядом необъяснимых явлений, вне всякой зависимости одно от другого. Например, какое может иметь отношение разозленный волкодав к поездке профессора в Чехию, или и то, и другое вместе взятое, к его странным ночным прогулкам на четвереньках? Что же касается ваших дат, то здесь, по-моему, самая большая мистификация.

Холмс улыбнулся и потер руки. Мы восседали в это время в невзрачном «салоне» старинной гостиницы за бутылкою того знаменитого напитка, о котором так хорошо отзывался мой спутник.

– Ладно, посмотрим сначала, что говорят эти даты, – сказал он тоном учителя, обращающегося к своему классу. – Дневник этого милого молодого человека показывает, что некоторое волнение было второго июля и, начиная с этого срока, повторялось с правильными девятидневными промежутками, насколько я помню, за одним только исключением. Последняя вспышка была в пятницу, 3 сентября, предшествующая ей – 26 августа, и так далее. Тут не может быть простого совпадения.

Я был вынужден согласиться.

– Позволим себе, – продолжал Холмс, – остановиться пока на предположении, что профессор каждые девять дней принимает какое-то сильнодействующее средство, с быстро проходящим, но в высшей степени ядовитым эффектом. Его характер, стремительный от природы, становится от этого еще более бурным. Он научился принимать это лекарство во время своего пребывания в Праге, а в настоящее время его снабжает им чех, живущий в Лондоне. Все это вполне вяжется одно с другим, Ватсон!

– А собака? А лицо в окне? Человек, ползающий на четвереньках по коридору?

– Хорошо, но ведь мы еще только начали распутывать клубок. Я не ожидаю ничего нового до следующего вторника. Тем временем, нам остается только поддерживать связь с нашим приятелем Беннетом и наслаждаться гостеприимством этого очаровательного города.

Утром Беннет принес нам последние известия. Как и предполагал Холмс, бедняге пришлось пережить не очень приятные минуты. Хотя профессор прямо не обвинял его в нашем визите, но был с ним очень резок и груб и, видимо, весь день не мог успокоиться. Впрочем, к утру он совершенно пришел в себя и был в состоянии прочесть блестящую, как всегда, лекцию в переполненной аудитории.

– Если не считать его странностей, – добавил Беннет, – в нем теперь больше сил и энергии, чем когда-либо, насколько я его помню, а ум его никогда еще не был яснее. Но это не тот человек, которого мы до сих пор знали.