Холмс наклонился и положил тонкие длинные пальцы на ее плечо. Он обладал почти гипнотической силой утешать, если считал нужным. Испуг исчез из ее глаз, а расстроенное лицо вновь обрело обычное благодушие. Она села в кресло, на которое он указал.
– Если я займусь этим, мне необходимо знать все подробности, – сказал он. – Не торопитесь, подумайте. Малейший пустяк может оказаться наиважнейшим. Вы говорите, что он пришел к вам десять дней назад и заплатил за две недели вперед, включая стол?
– Спросил про мои условия, сэр. Я сказала: пятьдесят шиллингов в неделю. У меня на верхнем этаже есть обособленная маленькая гостиная и спальня со всем прочим.
– Ну, и?
– Он сказал: «Я буду платить вам пять фунтов в неделю, но на своих условиях». Я женщина небогатая, сэр, а мистер Уоррен зарабатывает мало, и деньги для меня очень даже важны. Он достал десятифунтовую бумажку и протянул ее мне: «Вы сможете получать столько же каждые две недели долгое время, если будете соблюдать мои условия. Если вы не согласны, то разговор окончен».
– В чем заключались эти условия?
– Ну, чтоб у него был ключ от входной двери. Да это ничего. Жильцы часто их берут. И еще чтобы никто к нему не входил, и чтоб его ни по какой причине не беспокоили.
– Но ведь ничего необычного в этом нет?
– Если в меру, сэр. Только это уж сверх всякой меры. Он живет у нас уже десять дней, а ни мистер Уоррен, ни я, ни девушка ни разу его не видели. Слышим эего быстрые шаги – туда-сюда, туда-сюда – ночью, утром и весь день напролет, но, если не считать первого вечера, он ни разу из дома не выходил.
– Так, значит, в первый вечер он уходил?
– Да, сэр, и вернулся очень поздно, когда мы все уже спать легли. Когда он снял комнаты, он меня об этом предупредил, попросил, чтоб я дверь на засов не запирала. Я слышала, как он поднимался по лестнице уже после полуночи.
– Но как же он ест?
– Он особо потребовал, чтоб мы всегда, когда он позвонит, оставляли бы еду на стуле у его двери. А потом он опять звонит, и мы забираем посуду с того же стула. Если ему что-нибудь требуется, он печатными буквами пишет это на листке бумаги и оставляет на стуле.
– Печатными буквами?
– Да, сэр, печатными буквами карандашом. Одно слово, и только. Вот я захватила показать вам – МЫЛО. Вот еще – СПИЧКА. А этот он оставил в первое утро – «ДЕЙЛИ ГАЗЕТТ». Эту газету я каждое утро кладу рядом с его завтраком.
– Боже мой, Ватсон, – сказал Холмс, с большим любопытством глядя на листки, которые вручила ему квартирная хозяйка, – это, бесспорно, крайне необычно. Затворничество я могу понять, но почему печатные буквы? Это же такой утомительный процесс! Почему не писать? На что это указывает, Ватсон?
– Что он маскирует свой почерк.
– Но почему? Ну, увидит квартирная хозяйка слово, написанное его рукой, так что? Хотя, возможно, вы и правы. И почему такая лаконичность?
– Не нахожу объяснения.
– Это открывает приятные возможности для аналитических предположений. Слова, написанные самым обычным фиолетовым химическим карандашом с широким кончиком. Заметьте, листок оторван после того, как написано слово, так что от «М» в «МЫЛЕ» осталась только половинка. На что это указывает, Ватсон?
– На осторожность?
– Вот именно. Очевидно, остался какой-то след, отпечаток большого пальца. Словом, что-то, что могло бы выдать его личность. Миссис Уоррен, вы сказали, что он среднего роста, темноволос и бородат. А его возраст?
– Он молод, сэр. Никак не больше тридцати.
– И больше вам нечего мне сказать?
– По-английски он говорил правильно, сэр, и все-таки я подумала, что он иностранец. По выговору.
– И хорошо одет?
– Даже очень щегольски, сэр, как джентльмен. Темный костюм, ничего такого заметного.
– Никакой фамилии не назвал?
– Нет, сэр.
– И писем не получал, и никто его не спрашивал?
– Нет.
– Разве вы или ваша девушка не входите в его комнаты утром?
– Нет, сэр. Он сам за собой прибирает.
– Бог мой! Вот это, правда, поразительно. Ну, а его багаж?
– При нем был большой коричневый саквояж, а больше ничего.
– Ну, не слишком много материала, чтобы помочь нам. И вы говорите, из этих комнат ничего не выбрасывалось, абсолютно ничего?
Она достала из сумки конверт и вытряхнула на стол две обгорелые спички и окурок сигареты.
– Лежали на его подносе нынче утром. Я их прихватила, потому как слышала, что вы умеете очень много прочесть по самым мелочам.
Холмс пожал плечами.
– Тут ничего нет, – сказал он. – Спички, естественно, зажигались, чтобы зажечь сигарету. На это указывает малая длина сгоревшего конца. На то, чтобы раскурить трубку или сигару, уходит половина спички. Но вот окурок, правда, примечателен! Вы сказали, что он носит бороду и усы?
Читать дальше