Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Не сомневаюсь, что вы добрались до истины.

– Это подтвердится или будет опровергнуто в ходе процесса. Но, так или иначе, полковник Моран больше не будет нас беспокоить, знаменитое духовое ружье фон Хердера украсит музей Скотланд-Ярда, а мистер Шерлок Холмс вновь будет свободен посвящать себя разгадыванию тех интересных маленьких проблем, которые сложная жизнь Лондона поставляет в изобилии.

– С точки зрения человека, следящего за хроникой преступлений, Лондон стал абсолютно неинтересным городом со времени смерти достопочтенного профессора Мориарти, – сказал Шерлок Холмс.

– Не думаю, что с вами согласится большинство порядочных обывателей, – возразил я.

– Хорошо, хорошо; не следует быть эгоистом, – ответил он, отодвигая свой стул от стола, за которым мы завтракали. – Конечно, обыватель в выигрыше, а в проигрыше только бедный специалист, оставшийся без занятия. Пока этот человек был на горизонте, каждая утренняя газета могла принести что-нибудь неожиданное. Часто только слабого следа, самого незначительного намека для меня было достаточно, чтобы догадаться об участии этого гениального злодея, точно так же, как легкое колебание паутинных нитей напоминает о хитром пауке, притаившемся в центре. Мелкие кражи, дерзкие покушения, бесцельные нападения – все это человек осведомленный мог соединить в одно. Для изучающего в научных целях преступный мир ни одна европейская столица не представляла столько преимуществ, как Лондон, но теперь…

Он пожал плечами, и на его лице можно было прочесть заметную иронию в отношении ситуации, созданию которой он сам так много поспособствовал.

К тому времени, о котором я говорю, уже прошло несколько месяцев со дня возвращения Холмса, и я, передав по его просьбе свою практику, снова поселился вместе с ним на Бейкер-стрит. Молодой доктор по фамилии Вернер купил мою небольшую кенсингтонскую практику, заплатив мне с удивительной щедростью самую высокую цену, какую я решился запросить. Обстоятельство это прояснилось только несколько лет спустя, когда я узнал, что Вернер был дальним родственником Холмса, и что деньги шли, в сущности, от моего друга.

Однако наше сотрудничество в эти месяцы не было столь скучно, как высказал Холмс: просматривая свои заметки за это время, я увидел в них материалы дела экс-президента Мурильо, а также возмутительное дело голландского парохода «Фрисленд», в котором мы оба чуть было не лишились жизни. Но по своей холодной и сдержанной натуре Холмс всегда был противником каких бы то ни было публичных восхвалений и самым серьезным образом просил меня воздерживаться от разговоров о нем, о его методе и о его успехах. Это запрещение, как я уже сказал, было нарушено мною только теперь.

После своего необычного протеста Шерлок Холмс откинулся на спинку стула и принялся небрежно развертывать газету, как вдруг наше внимание привлек неожиданный звон колокольчика, за которым последовал град глухих ударов, будто стучались в дверь кулаками. Когда дверь отворили, кто-то с шумом ворвался в переднюю, на лестнице послышались поспешные шаги, и в следующую минуту перед нами предстал бледный, растрепанный, дрожащий от волнения молодой человек с дико блуждающими глазами. Он смотрел поочередно на нас и, встретив наши вопросительные взгляды, сообразил, что должен извиниться за свое бесцеремонное вторжение.

– Мне очень жаль, мистер Холмс, – начал он. – Не сердитесь на меня. Я просто схожу с ума. Мистер Холмс, я несчастный Джон Гектор Мак-Фарлейн.

Он сообщил это так, будто одного его имени было совершенно достаточно для объяснения цели его визита и его манер. Но по бесстрастному лицу моего друга я видел, что имя говорило ему не больше, чем мне.

– Выкурите папиросу, мистер Мак-Фарлейн, – сказал он, подвигая молодому человеку ящичек с папиросами. – Я уверен, что мой друг Ватсон пропишет вам, судя по симптомам, успокоительное. Такая стояла жара в эти последние дни! Теперь, если вы пришли в себя, я попросил бы вас присесть и спокойно, не спеша, рассказать нам, кто вы, и что вас привело к нам. Вы назвали свою фамилию, как будто по ней я должен узнать вас, но, уверяю, кроме того, что вы холостяк, адвокат, франкмасон и страдаете астмой, я ничего больше о вас не знаю.

Я достаточно хорошо знаю моего друга, и мне не трудно было следить за его выводами: я, как и он, заметил и небрежность в наряде посетителя, и сверток актов, и брелок на часах, и тяжелое дыхание. Но наш клиент был просто поражен.