Эрик Эмблер - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

От этих слов Сиантоса передернуло.

— Вот как? Вы говорите опасные речи, мой друг. Известно ли вам, что марксизм находится в Греции под запретом?

— Простите, но, может быть, сначала решим дело с письмом?

— Вы действительно непредсказуемы! — вздохнув, воскликнул Сиантос. — Я передам вам письмо завтра. Имея дело с писателями…

Латимер получил-таки рекомендательное письмо спустя неделю. Оформив выездную визу из Греции и въездную в Болгарию, он взял билет на ночной поезд Афины — София.

Пассажиров было не очень много, и он надеялся, что будет в купе один. Однако минут за пять до отхода поезда носильщик втащил в купе багаж, а через минуту появился и пассажир.

— Приношу мои глубочайшие извинения, но я вынужден нарушить ваше одиночество, — обратился он к Латимеру по-английски.

Это был полный, нездорового вида человек лет пятидесяти пяти. Он повернулся, чтобы расплатиться с носильщиком, и Латимеру сразу бросилось в глаза, как смешно сидят на нем брюки — сзади он удивительным образом напоминал слона. Когда же он сел и Латимер смог разглядеть его как следует, то он забыл об этой смешной черте. У человека было сильно опухшее — не то от обжорства, не то от пьянства — лицо с маленькими, слезящимися, покрытыми большой сетью капилляров голубенькими глазками, под которыми набухли мешки. Нос был большой, какой-то неопределенной формы, точно сделанный из резины. Наибольшее впечатление, конечно, производила нижняя часть лица. Бледные распухшие губы кривились в какой-то вымученной улыбке, приоткрывая ослепительно белые вставные зубы. И слезящиеся глаза, и сахариновая улыбка придавали лицу такое выражение, будто вы имели дело с невинным страдальцем, безропотно сносящим все выпавшие на его долю мучения. Выражение лица этого человека несомненно стремилось сообщить всем и каждому, что мстительная судьба, обращаясь с ним несправедливо и жестоко, все-таки не уничтожила в нем веру в доброту человеческую — короче, так мог улыбаться со слезами на глазах только возведенный на костер мученик. Этот человек чем-то походил на одного знакомого священника, который был лишен сана за растрату церковных денег.

— Раз место свободно, — сказал Латимер авторитетно, — ни о каком нарушении не может быть и речи.

Слушая, как трудно и часто дышит этот человек, Латимер подумал, что он наверняка страдает одышкой и, значит, будет во сне храпеть.

— Как вы хорошо сказали! — воскликнул незнакомец, — В наши дни столько недобрых людей, которые совсем не думают о других! Осмелюсь спросить, далеко едете?

— В Софию.

— Чудесный город, чудесный. А я до Бухареста. Надеюсь, друг другу не помешаем.

Латимер ответил, что тоже надеется на это. Он никак не мог определить, кто этот толстяк. По-английски он вроде бы говорил правильно, но с каким-то ужасным, вульгарным акцентом, произнося слова, точно у него рот был набит кашей. Кроме того, начав фразу, он, казалось, собирался кончить ее на более привычном для него французском или немецком. Видно было, что он учился языку по книгам.

Достав из небольшого чемодана, какой обычно берут с собой в дорогу атташе, брюки, пижаму, толстые шерстяные носки и потрепанную книжку в бумажной обложке, толстяк положил их на верхнюю полку. Латимер заметил, что книжка была на французском и называлась «Жемчужины мудрости на каждый день». Затем толстяк вытащил из кармана пачку тоненьких греческих сигарок.

— Вы не возражаете, если я покурю? — сказал он, протягивая пачку.

— Сделайте одолжение. Благодарю вас, но мне сейчас курить не хочется.

Поезд набирал скорость. В купе вошел проводник и стал застилать верхние полки. Когда он вышел, Латимер снял пиджак и лег поверх одеяла. Толстяк, взявшийся было за книгу, вдруг отложил ее и обратился к Латимеру:

— Когда проводник сказал мне, что я еду вместе с англичанином, я подумал, как это чудесно — ехать вместе с вами.

— Вы очень добры.

— Поверьте, я говорю от всей души.

Дым ел ему глаза, и он промокал навертывавшиеся слезы шерстяным носком.

— Очень глупо делаю, что курю, — сказал он, точно жалуясь кому-то, — да и глаза у меня очень слабы. Но, видно, Всемогущий так решил, а Он всегда знает, что делает. Быть может, чтобы я лучше воспринимал красоту Его творения, Матери-Природы, чтобы я обратил внимание на великолепие ее одежды — на деревья, цветы, облака, голубизну неба, на покрытые снегом вершины, чудесные виды, на золото заката.

— Вам просто надо носить очки.