Фрэнсис Дункан - Такое запутанное дело. Когда конец близок

– Даже самый умный из преступников рано или поздно оступается, – ответил Тремейн на вопрос собеседника относительно его хобби. – А если полиция заподозрит хотя бы самую мелкую нестыковку, увернуться уже никак не удастся.

– Следовательно, в идеальное преступление вы не верите? – уточнил Картхэллоу.

– Идеальным можно считать лишь то преступление, которое вообще не подвергается анализу, потому что как только полиция узнает о нем, безупречность моментально исчезает. Суть заключается в том, что никто не должен заподозрить, что совершено преступление.

– Понимаю вашу мысль, – произнес Картхэллоу едва ли не с сожалением. – Наверное, обидно совершить идеальное преступление и не иметь возможности гордиться им лишь потому, что отлично выполнил работу. Интересно, сколько оставшихся вне подозрения убийц разгуливают на свободе, мечтая рассказать миру о собственной гениальности?

– Надеюсь, немного, – поспешно заверил Тремейн.

Картхэллоу лукаво взглянул и посоветовал:

– Вам стоит последить за мной.

Тремейн с сомнением посмотрел поверх пенсне.

– Неужели хотите сказать, что обдумываете собственное идеальное преступление?

Художник улыбнулся:

– Не совсем. Но вам не дано предвидеть, когда мне суждено сыграть главную роль в одной из ваших детективных историй. Роль трупа. Множество людей терпеть меня не могут, а некоторые уже прямо заявляли, что воспользовались бы возможностью разделаться со мной. Хотелось бы надеяться, что кто-то, по-настоящему знающий свое дело, рано или поздно сумеет за меня отомстить!

Заявление прозвучало шутливо, однако оставило жутковатый осадок. На пару мгновений Тремейн вообразил, будто стоит возле могилы. Собравшись с духом и отогнав слабость, он продолжил разговор:

– Полагаю, художник неизбежно наживает врагов. Особенно если честно изображает то, что действительно видит. Но слова – еще не поступки. Люди часто говорят то, во что сами не верят.

– Наверное. – Картхэллоу снова улыбнулся и отвернулся в поисках очередной порции виски.

Продолжить дискуссию не удалось, поскольку художник вызывал всеобщий интерес и откровенно наслаждался популярностью.

Не исключено, что Мордекай Тремейн так и ушел бы с вечера с ощущением неприязни, если бы не одно обстоятельство – отношение Картхэллоу к жене. Он ни на секунду не забывал о ее присутствии, старательно обеспечивая ей внимание окружающих. Понять заботу не составляло труда, поскольку Хелен Картхэллоу оказалась весьма привлекательной особой. Хотя Мордекай Тремейн подумал, что предпочел бы видеть даму чуть менее оживленной, а смех ее слышать чуть более приглушенным. Но в то же время он трезво оценивал особенности собственного восприятия и признавал, что в некоторых вопросах старомоден. К тому же, беседуя с миссис Картхэллоу, он вовсе не чувствовал, что общается с жесткой, черствой светской львицей. Излишне смелый макияж не скрывал глубокой женственности натуры.

В поисках темы для первого разговора Тремейн упомянул оперетту, которую посмотрел на прошлой неделе, и лицо собеседницы мгновенно вспыхнуло энтузиазмом. Сразу стало ясно, что тема интересует ее. Изящная стройная фигура приобрела новую живость, в темных глазах отразилась энергия, а бледные щеки порозовели, отчего кричаще алый цвет губ смягчился и почти утратил резкость.

Хелен Картхэллоу предстала другим человеком, и в результате к завершению вечера Мордекай Тремейн окончательно запутался в своих чувствах и не сумел составить определенное мнение о молодой даме. Не видел бы он миссис Картхэллоу в состоянии непосредственного детского восторга, не замутненного обычными взрослыми комплексами, то воспринял бы ее как пустое алчное существо, вписавшееся в мир богемы в роли веселой жены успешного художника, расточающего бессмысленные улыбки и фальшивые комплименты. А теперь возник вопрос: какая из двух женщин – настоящая Хелен Картхэллоу? Не являются ли алая помада и громкий смех средствами ее защиты?

Жена прославленного художника обречена на постоянное ревнивое внимание, вынуждена встречаться и мило общаться с людьми, с которыми в иных обстоятельствах не имела бы ничего общего. А если в глубине души она боялась этого мира и занимала оборонительную позицию?

Чтобы не утонуть окончательно в бесконечных версиях, Тремейн запретил себе искать ответы на неожиданно возникшие вопросы. В любом случае его романтично настроенная душа с радостью встретила предупредительность, проявленную Адрианом в отношении супруги. В то время как святость брака нередко катится под откос вместе с другими моральными ценностями, особенно приятно найти человека, прилюдно ухаживающего за собственной женой.