Юлия Ефимова - Никогда не играйте в смерть

Было видно, что Васечкин злится больше на Озерова как на причину преступления.

– Но сломило Женечку другое, – продолжал говорить Васечкин, словно бить по щекам, но странность была в том, что больно было всем сидящим на той террасе, – на преступление ее толкнули отношения, которые стали стремительно развиваться у ее объекта обожания с Марьяной. Именно тогда Жене пришла мысль убить Марьяну и подставить Круглову.

Генка не понимала, как ее, такую маленькую четырнадцатилетнюю девочку, занесло в водоворот таких взрослых и таких ужасных событий. Какие странные все-таки эти взрослые, у них тут такое произошло, а они не разошлись. Все как один остались сидеть на этой празднично накрытой веранде ресторана. Как будто боялись, что стоит только выйти, спуститься хотя бы на одну ступеньку, и их разорвет от страха. Когда-то Генка прочитала, что нет ничего более страшного, чем незнакомый страх. Так вот, для них всех этот страх был незнаком, страх узнать, что близкий еще вчера человек – убийца.

– Официант, – первой в этот вечер заговорила Анна, – сдвинь столы и принеси водки, – и, подойдя к соседнему столу, сказала Жоре, кивая в сторону бутылки: – Надо поговорить.

Потом начались разговоры, слезы, крики, выяснения отношений и мольба о прощении. Генка, сев с краю и глядя на красивое темное море, решила не отставать и тоже расплакалась.

– Прекрати плакать, – услышала она за спиной, – оно обязательно отстирается, а если нет, то мы купим тебе намного лучше.

Это была Лизи, она подошла к Генке и обняла ее сзади, говоря о платье, о том, что в этом сезоне модно, монотонно успокаивая ее и целуя прямо в макушку.

– Я не от этого плачу, – сквозь слезы ответила Генка.

– Странно, я думала, мы похожи, вот я бы плакала именно от этого, такое красивое платье, и сидит оно на тебе великолепно, и надо же, испорчено из-за какого-то неуклюжего болвана. Тогда из-за чего? – поинтересовалась Лизи.

– Все закончилось, мы завтра, скорее всего, улетим домой, и я тебя, скорее всего, никогда больше не увижу, – Генка так сильно плакала, что не успела вытирать слезы, перемешанные с тушью, они капали на и так испорченный сарафан и растекались по нему некрасивыми черными пятнами. Генка так была занята своим горем, что не заметила, как у обнимающей ее Лизи тоже потекли слезы. Они были другими, какими-то сухими и редкими, видимо, потому что Елизавета забыла со временем, как это делается, но, вспоминая, она ощущала, что оживает, будто спала все это время, как спящая красавица, и только сейчас проснулась.

– Так что вот такая жизнь, Егорка, – закончила Анна свою речь. – Кажется, не жизнь, а сказка. Когда же все рушится, ты понимаешь, что это был лишь замок из песка. Ты добился справедливости, тебе должно стать легче.

Жора сидел и слушал Анну с уставшим взглядом.

– Почему-то легче не стало, я хоть и косвенно, но виноват в смерти Марьяны.

– Глупости, даже не бери эту чушь в голову. Ты слышал, как сказал мой бывший муж, что это он сделал от любви ко мне? Так вот, это ложь. Это он сделал от любви к деньгам, которых он бы лишился, узнай я о его амурных делах. У таких людей всегда виноваты другие в их гадских поступках.

Жора глянул куда-то в сторону, извинился и ушел. Анна загрустила, пока разговаривала с несчастным мальчиком, старалась не думать, что жила с чудовищем, что она скажет детям, как будет дальше жить.

– Нюра, – услышала она. Напротив присел Вася.

– Привет, видишь, – развела она руками, – как я попала.

– Это ерунда, ты же все равно собиралась с ним разводиться. Скажи мне лучше, я тебе совсем-совсем не нравлюсь, нисколечко, у меня совсем нет шансов? – надежда, совсем маленькая, но теплилась все же у него глазах.

– Что за странные вопросы? – Анна даже улыбнулась. – Мне сорок три, тебе тридцать пять, я вешу чуть больше центнера, а ты красавчик. Я даже не рассматривала тебя с этой стороны.

Вася воодушевился, надежда становилась немного больше:

– Нюра, ты невероятная, у тебя шикарное чувство вкуса, у тебя наикрасивейшие глаза, у тебя такие аппетитные формы, что каждый мужчина мечтал бы быть рядом с такой женщиной. А какое чувство юмора, а сарказм, ты добрая и справедливая, ты мечта, а не женщина. А я, кто я, обычный неудачник, актер, который, живя в далеком Владивостоке, вдруг поверил, что что-то может, но ничего так и не добился, в личной жизни вообще полный ноль, пустота. Я могу только мечтать о тебе. А разница в возрасте совсем небольшая, в нашем возрасте она совсем уже не видна.