Татьяна Полозова - Волк в овечьей шкуре

Сайрус тяжело выдохнул, будто бы мнение Джеффри о нем было решающим в его судьбе. Последние слова больно ранили его, но еще больнее было осознание истинности этих слов.

***

Она познакомилась с Люком и Сайрусом в детстве. В счастливой части своего детства. Каждое лето мальчики приезжали на лето к бабушке и дедушке и Крис с удовольствием окунулась в новые знакомства. Они рассказывали ей о своей малой родине, о ее красоте, о городах, о том, как ходили в поход с родителями и как сплавлялись по горной речке. А Крис мечтала, что и сама когда-нибудь пойдет в поход. И даже будет начальником лагеря. Соседские мальчишки смеялись над ее мечтами, но только не Люк и не Сайрус. Возможно, именно поэтому она и потянулась к ним всем своим детским наивным сердцем, что они не отвергали ее, не смеялись над ней просто потому что она девчонка и не принижали ее способностей. С ними она чувствовала себя на равных. И они даже иногда позволяли ей быть главной. Не всегда, но даже того малого ей хватало.

А потом пришла влюбленность. Она даже не понимала в кого: то ли в Люка, то ли в Сайруса, то ли в них обоих. Для нее они всегда были неразделимым целым. Два брата, два родных человека, кровно связанных навеки и она не могла себе представить одного без другого. Вот только сами они уже давно были разными людьми, каждый по-своему любившие соседскую девушку, каждый по-своему переживавший, каждый по-своему мечтавшие о ней. Они не хотели делить ее ни с кем, даже с братом, и уж тем более с братом.

Люк был старше, независимее, сильнее. Он давал ей ощущение защищенности. Но Сайрус – младший, свободный, легкий на подъем, создавал атмосферу жизненной простоты, которой ей так не хватало.

А потом все оборвалось: разом и надолго. Мальчики почти перестали с ней общаться и скоро она поняла почему. Они боялись ее, боялись ее жизни, боялись заразится ее проклятьем. И она приняла это и, уходя, не сказала ничего, сохранив всю боль при себе.

Глория пришла в ее жизнь с той же историей. Историей полной страдания, жестокости и обреченности. Девушки познакомились на "работе". Они вместе попали к одному и тому же сутенеру, выжимавшему из них все соки юности. Может быть, именно это их и сблизило: отсутствие понимания при наличии родственников. Глорию бил ее собственный отец, одичавший после смерти жены и не упускавший возможности изрядно поиздеваться над дочерью за любой ее проступок.

Восемь долгих лет, длившихся как эпоха палеолита: долго, нудно и сурово; они терпели все, стойко вынося унижения, зная, что никому нельзя умирать. Умрет одна – не выживет другая. Они жили ради друг друга. Ради своей дружбы.

А потом появилась возможность уйти и девушки бежали, бежали не оборачиваясь, как библейский старец, оставив за спиной Содом и Гоморру.

И уже в их новой жизни они познакомились с Бриджид. Девочка из богатой семьи была для них как инопланетянкой, притягательной своей непохожестью, своим отличием. Это взаимное любопытство и привлекло их друг другу.

Бриджид привела их в новый мир, полный дорогого шампанского, изысканного парфюма и тонкого шелка. А они указали ей мир страсти, похоти, проведя ее по тоннелю тонкого соблазна.

Они многое нашли друг в друге, но при этом оставались тайной. Каждая со своей историей, со своей загадкой, со своим одиночеством.

***

–Кейти, детка, что-то не так? Не хочешь рассказать мне?

Я и мама сидели на моей кухне, допивая уже почти остывший какао и рассматривая альбом с фотографиями Рейч. Моя малышка сидела у меня на коленях, теребя воротник моей футболки-поло, пытаясь увидеть, что ее мамочка хранит под ней.

–Поверить не могу, что скоро ей уже почти год. – Улыбнулась я, пытаясь избежать ответа на мамин вопрос.

–Дети быстро растут. Ты понимаешь это только когда видишь, как твой ребенок еще вчера размазывавший варенье по белой скатерти теперь получает диплом. – Мама, взяла альбом и отложила его в сторону. – И когда твоя дочь скрывает от тебя уже не только двойку в дневнике.

Я посмотрела на нее, внутренне молясь, чтобы все прекратилось. Я зажмурилась, надеясь, что открыв глаза, все исчезнет. Весь ад последних дней просто растворится, как неприятный сон, от которого весь день бросает в дрожь.

Но, конечно, ничего не растворилось.

–Мама…

–Кейти, если ты думаешь, что я не пойму, то ты ошибаешься.

Я усмехнулась.

–Ты говоришь как Питер.

–Это снова он? – Обеспокоенно спросила она, уже почти разозлившись.

Я выдохнула.