Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

Чуть дальше впереди, похожие на орхидеи на капустной грядке, сидели Фарамонды, демонстрируя безукоризненные манеры.

На трех первых рядах, судя по всему, сидели сами «братья». Держались они по-хозяйски и время от времени важно поглядывали в свои брошюрки.

Все актеры знают, что публика создает свою собственную атмосферу, которая ощущается в зале подобно отчетливому запаху. Так вот, от собравшейся в амбаре публики исходило тревожное ожидание.

Напряжение усилилось, когда к фисгармонии подсела худая бледная дама и принялась извлекать из нее надрывные, невообразимо фальшивые звуки.

«Соберемся у реки? – приглашала фисгармония собравшихся. – У прекрасной, прекрасной реки-и-и?» [57] Слова из духовного христианского гимна, написанного в 1865 году проповедником, поэтом и сочинителем госпелов Робертом Лоури. Текст гимна восходит к строке из Откровения Иоанна Богослова «И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца» (Откр. 22:1).

Благодаря этому вступлению, Планк с помощником незаметно провели в амбар арестантов. Их силуэты мелькнули в застекленном списке членов секты «Избранные братья».

Планк усадил своих «спутников» на скамье у задней стены.

Аккорды достигли мощного крещендо, и в конце зала открылся занавес. На возвышении стоял стол, за ним сидели шестеро мужчин – по три с каждой стороны от пустого стула в центре, очевидно предназначенного для главного действующего лица. По знаку одного из «Избранных братьев» публика встала.

В полной тишине, которая последовала за последней оглушительной руладой фисгармонии, из комнатушки за возвышением вышел мистер Харкнесс.

Хотя обстановка в целом не располагала к театральным эффектам, такой эффект, несомненно, был достигнут.

В черном костюме, черной рубашке и черном галстуке, однако с покрасневшими глазами, лицом в красных пятнах и дрожащими руками, мистер Харкнесс, тем не менее, выступил импозантно, и если бы был актером, то сорвал бы овации. Как и ожидалось, он опустился на стул в центре и сидел неподвижно все время, пока звучали гимны и молитвы. Кстати, молитвы – импровизированные – возносились крайне эмоционально по очереди каждым из шести братьев, которых позже Планк назвал «дружками Каса».

Когда вступительная часть закончилась и все вновь заняли свои места, Касберт Харкнесс встал со стула, намереваясь обратиться к аудитории. Не меньше минуты он просто стоял с опущенной головой и закрытыми глазами в полной тишине – только губы шевелились – очевидно, молился. Ожидание становилось невыносимым.

С первых же слов атмосфера в зале стала еще более напряженной.

– Братья! – воззвал проповедник. – Настал Судный день. В глазах нашего Великого Создателя все мы грешники. Грехи наши тяжки, и смыть их можно лишь кровью. Мы совершали мерзости. Неправедность наша смердит пред Всевидящим Господом. Никакими рангами и чинами не скрыть скверну, распутство и разврат. И убийство.

Его слова будто бы задели некий общий нерв аудитории – все до единого слушатели замерли. Да и сам он словно встал по стойке «смирно» – расправил плечи, поднял подбородок и выпятил грудь.

– Убийство! – взревел мистер Харкнесс. – Среди нас убийца, братья, здесь, в храме добродетели. И я открою вам имя его. Черное знание, подобно змее, таилось в моем сердце. Я сражался с ангелом тьмы, я мучился муками обреченных, но услышал глас вечного суда и теперь открою вам истину.

Он резко замолчал и диким взглядом обвел присутствующих. Затем поднял правую руку и указал на последний ряд.

– Грех! Все кругом погрязло в грехе! Утаивающий грех носит змею в сердце. Я обвиняю Сидни Джонса…

– Отстань от меня! – взвизгнул Сид. – Заткнись!

Все повернулись к нему. Слышно было, как сержант Планк просит сохранять спокойствие. Харкнесс же все громче выкрикивал ветхозаветные проклятья. Его указующий перст переместился.

– Гилберт Феррант! Горе тебе, Гилберт Феррант…

Теперь уже половина слушателей смотрела не на сцену, а на последний ряд.

– Горе тебе, Гилберт Феррант. Прелюбодей! Торговец запретными плодами!

И дальше в том же духе. Только «Избранные братья» оставались невозмутимыми, остальных «прихожан» охватил страх.

Мистер Харкнесс указал на миссис Феррант. Ее он обвинил в жестокосердии и алчности. После перешел к Бобу Мэйстру (пьянство) и нескольким незнакомым Аллейну людям (богохульство).

Проповедник ненадолго замолчал. Блуждающий взгляд налитых кровью глаз остановился на Фарамондах.