Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

– Замечательный по-своему парень, – заключил Фокс.

К своему собственному удивлению, Верити принимала Николаса Маркоса у себя дома. Он позвонил ей накануне и попросил «сжалиться» над ним.

– Если предпочитаете, я приглашу вас, – сказал он, – и повезу в какое-нибудь хорошее место, хоть в самый «Ритц», если пожелаете. Но не могли бы мы тихо и мирно просто съесть по яйцу у вас под липами? С тех пор как очаровательная Пру живет у нас, я вдруг начал отдавать себе отчет в том, что я пожилой человек. Хуже того, она, дорогое дитя, прилагает к этому столько стараний!

– Что вы имеете в виду?

– Она чересчур любезно смеется над моими устаревшими шутками. Старается никогда не забывать о моем присутствии. С явным усилием втягивает меня в их с Гидеоном разговоры. Она даже запечатлевает поцелуи на макушке такой старой перечницы, как я. Того и гляди, я скоро облысею, – с горечью сказал мистер Маркос.

– Ручаюсь, по крайней мере я этого делать не буду. Но повар из меня никудышный.

– Моя дорогая, моя восхитительная леди, я сказал «яйцо» – и это действительно значит яйцо. Я ваш раб навеки, – сказал мистер Маркос, – и если позволите, подкреплю свое заявление бутылочкой шампанского. И еще я, пожалуй, должен предупредить вас, что также одарю вас вопросом. A demain [109] До завтра (фр.). и тысяча благодарностей.

С этим он повесил трубку. Верити подумала: это будет справедливо. Просил яйца – яйца и получит. На протертом шпинате. И ее дежурное блюдо: холодный щавелевый суп, а потом – стилтон.

Поскольку день был прекрасный, они обедали под липами. Мистер Маркос, верный своему слову, привез бутылку «Вдовы Клико» в ведерке со льдом, и чуть приподнятая атмосфера, которая у Верити с ним ассоциировалась, вскоре действительно установилась. Она верила, что его заявление, будто он получает невероятное удовольствие, – не пустой звук, и все же он был экзотичной птицей в ее не слишком ухоженном английском саду. Его шевелюра, пышная, но аккуратно уложенная, его выразительно изогнутые губы и большие черные глаза, его одежда, лишенная экстравагантности, но, безусловно, очень, очень дорогая – все это напомнило Верити о суровом отношении к нему Сибил Фостер.

«Разница в том, что я ничего не имею против него такого, каков он есть, – подумала Верити. – Более того, думаю, и Сибил ничего не имела бы против, если бы он уделил ей немножечко больше внимания».

Когда они дошли до кофе, мистер Маркос закурил свою турецкую сигару и сказал:

– Мне бы, конечно, хотелось, чтобы вы рассказали о вашей работе, об этом доме и прелестном саде. Я бы хотел, чтобы вы прониклись ко мне доверием, и чтобы я сам, быть может, проникся доверием к вам. – Он развел руками. – Что я говорю! Смешно! Разумеется, я готов довериться вам – в конце концов, это мое искреннее желание. Думаю, вы привыкли к конфиденциальным излияниям, они так и льются вам в уши, а вы сдержанны и никогда не выдаете чужих тайн. Я прав?

– Ну… – сказала Верити, которая не была большой любительницей поговорить о себе, – … я не так уж много знаю, – и подумала о том, что Аллейн, хоть и без этой Маркосовой цветистости, тоже оказывал ей доверие. И Рэтси, вспомнила она и безотносительно ко всему мысленно отметила, что в последние две недели визиты мужчин в ее дом участились.

Мистер Маркос принес из машины два больших листа картона, связанные вместе.

– Помните, когда мы рассматривали Прунеллины оригиналы проектов Квинтерна, среди них был один чертеж поменьше – планировка территории? Вы тогда сказали, что прежде его не видели.

– Да, конечно, помню.

– Вот он. – Маркос положил картон на стол и раскрыл его, как книгу. Это и был проект планировки территории. – Думаю, он был сделан позже, чем другие, – продолжил он, – и другой рукой. Этот выполнен в масштабе четверть дюйма к футу и очень подробно прописан. Сможете ли вы найти на нем нечто такое, что не поддается объяснению? Не спешите, – посоветовал Маркос с чрезвычайно довольным видом. Взяв за руку, он подвел ее к столу.

Верити чувствовала, что он разыгрывает некую интермедию и, надеясь, что ее кульминация не таит никакого подвоха, послушно склонилась над картой.

Поскольку это был план обустройства территории, дом изображался на нем простым контуром. Так же были помечены и конюшни. Верити, не слишком заинтересованная, стала, тем не менее, добросовестно разглядывать детальные обозначения парковых прудов, павильонов, фонтанов, террас и рощиц, и, хотя они являли собой проект, который оценил бы сам Ивлин [110] Джон Ивлин (1620–1706) – английский писатель, садовод и мемуарист, коллекционер. Один из основателей Лондонского королевского общества. , она не могла найти в нем ничего из ряда вон выходящего и уже собиралась это сказать, как вдруг заметила внутри контура, обозначавшего конюшни, тонкую линию, как бы делившую помещение на две комнаты, линия была проведена от руки, без помощи линейки, карандашом, а не коричневатыми чернилами, которыми был выполнен весь план. Склонившись, чтобы рассмотреть получше, она обнаружила в одном углу конюшенной комнаты крохотный крестик, также оставленный карандашом.