Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

– Мисс Престон не даст мне соврать, – сказал мистер Маркос, – ведь правда?

Верити собралась с духом и подтвердила: картина блестящая и смотрится в доме великолепно.

– Автору будет приятно узнать, – поблагодарил Аллейн и обратился ко всем: – Кажется, сюда направляются господа газетчики. По-моему, мисс Фостер лучше исчезнуть.

– Да, конечно, – быстро подхватил Гидеон. – Дорогая, пойдем в машину. Скорее.

Но все участники событий вдруг оцепененели, никто не двинулся с места. Повернувшись, Верити увидела, что из церковного зала на солнечный свет вышел доктор Шрамм. Репортеры сомкнулись вокруг него.

Неподалеку была припаркована красивая машина. Верити подумала, что она, должно быть, принадлежит ему и, чтобы к ней подойти, Шрамму придется пройти мимо них. Не могут же они вдруг все разбежаться.

Он сказал что-то – «без комментариев», догадалась Верити – представителям прессы и поспешно направился к машине.

– Доброе утро, Верити, – проходя мимо, сказал он и приподнял шляпу. – Привет, Маркос, как поживаете? Здравствуйте, суперинтендант. – Потом, сделав паузу и посмотрев на Прунеллу, коротко поклонился и продолжил свой путь.

«Хорошо вышел из положения, – подумала Верити, – самообладания ему не занимать». Она разозлилась на Шрамма за то, что он включил ее в свое маленькое представление.

– Все мы делаем ошибки, – сказал мистер Маркос. – Пойдемте, дети.

Оставшись наедине с Аллейном, Верити решила, что он имел в виду свой званый ужин.

– Мне надо идти, – сказала она. Ей казалось, что смерть меняет правила поведения. Человек не говорит: «Увидимся послезавтра», если встреча должна состояться на похоронах.

Ее машина стояла рядом с машиной Аллейна, поэтому он пошел вместе с ней. Доктор Шрамм, проезжая мимо, помахал им рукой в перчатке.

– Эта девочка переносит свое горе весьма стойко, – заметил Аллейн. – Не правда ли?

– Да. Думаю, вы правы. Ее поддерживает помолвка.

– Ну да, с молодым Маркосом? И, догадываюсь, поддерживает еще ее крестная.

– Я? Вовсе нет. Во всяком случае, не настолько, насколько мне хотелось бы.

Он дружелюбно хмыкнул, открыл ей дверцу машины и стоял рядом, пока она застегивала ремень безопасности. Верети хотела было уже попрощаться, но вдруг передумала.

– Мистер Аллейн, – обратилась она к нему. – Наверное, утверждение завещания должно быть уже назначено или как там заведено?

– Это еще не fait accompli [98] Свершившийся факт (фр.). , но это дело будущего. Если, конечно, она не составила еще одного, более позднего завещания, что маловероятно. Можно мне сообщить вам кое-что совершенно конфиденциально?

Удивившись, Верити ответила:

– Я умею хранить тайны, но если это нечто, о чем я захочу поговорить с Прунеллой, лучше не рассказывайте мне ничего.

– Не думаю, что вам этого захочется, но в любом случае для Прунеллы я делаю исключение. Доктор Шрамм и миссис Фостер были помолвлены и собирались пожениться.

В наступившей тишине, которую Верити была не в состоянии нарушить, ей пришло в голову, что информация эта не так уж и неожиданна. В ней была даже своя логика, если принять во внимание характеры Сиб и Бейзила Шрамма.

– Ошеломляющая новость, правда? – заметил Аллейн.

– Нет-нет, – услышала она собственный голос. – Не такая уж ошеломляющая. Я просто пытаюсь ее переварить. А почему вы сообщили это мне?

– Отчасти потому, что думал: возможно, миссис Фостер поделилась ею с вами в тот день. Но главным образом из-за того, что мне показалось: вам может быть неприятно узнать об этом случайно.

– Значит, это станет известно? Он собирается сделать это достоянием гласности?

– Ну, я не уверен, – ответил Аллейн. – Во всяком случае, мне он об этом сообщил.

– Это объясняет завещание.

– В общем, конечно, да.

– Бедная Сиб, – непроизвольно вырвалось у Верити. – Надеюсь, это не выйдет наружу. Ради Пру.

– Она была бы сильно огорчена?

– Полагаю, да. А вы так не думаете? Молодые люди страшно расстраиваются, если считают, что их родители выставляют себя на посмешище.

– А женщина, помолвившись с доктором Шраммом, выставляет себя на посмешище?

– Да, – твердо заявила Верити. – Выставляет. Знаю по себе.

После ухода Аллейна Верити еще какое-то время неподвижно сидела в машине, недоумевая: что на нее нашло, зачем она призналась ему в том, что случилось двадцать с лишним лет назад и о чем она никому еще никогда не рассказывала? А тут – полицейскому! Мало того, полицейскому, который должен, судя по тому, как обстоят дела, проявлять острый профессиональный интерес к Бейзилу Шрамму, считать его – да, почти наверняка – считать «подозреваемым». Она похолодела, когда заставила себя довести до конца цепочку рассуждений: подозреваемым в деле, которое может оказаться грязной игрой, обернувшейся – чего уж тут миндальничать – убийством.