— Подъезжай, жду…
Полковник юстиции Марков. Последний раз Панкратов видел его лет пятнадцать назад, когда выручал знакомого водкозаводчика, который неудачно попытался минимизировать налоги. Марков был помощником тогдашнего Генерального прокурора Скуратова и считался надежным, исполнительным работником. После того как на федеральном телеканале показали видеопленку, на которой человек, похожий на Генерального прокурора, развлекался с двумя проститутками, Панкратов ожидал, что карьера Маркова на этом прервётся. Он ошибся. После отставки Скуратова Марков стал главным специалистом Генпрокуратуры, из чего Панкратов сделал вывод, что к появлению видеопленки Марков имел, возможно, какое-то отношение. Он всегда выполнял волю начальства, но Скуратов просчитался, решив, что начальник для Маркова он. Оказалось, не он.
И вот — полковник юстиции, следователь по особо важным делам Следственного комитета. То, что именно ему поручили доследовать дело Ирины Керженцевой, говорило о многом. О том, что делу придаётся особое значение. В чём это значение, Панкратов не понимал, но нутром чувствовал, что в деле появилась какая-то новая сильная сторона. Быстро понять, что это за сторона, было очень важно, если он хотел довести дело до конца. А он этого хотел. И когда желание слабело, затираясь мелочами быта, вспоминал овальную фотографию майора Сергея Старостина, укрепленную на дубовом кресте на Троекуровском кладбище.
Когда Игорь Касаев выслушал, какой оборот приняло дело Ирины Керженцевой, Панкратов напомнил давний их разговор:
— Ты говорил, что сотрудники Интерпола имеют право вмешиваться в уголовные дела на любой стадии. Можешь затребовать в Следственном комитете проколы допросов Лежнёва, которые ведёт Марков? О чём его допрашивал Молчанов, мы знаем. А чего добивается Марков, нужно узнать.
Игорь с сомнением покачал головой.
— Затребовать-то могу, но без толку, пошлют. Не тот уровень. Будут они разговаривать с каким-то капитаном полиции!
— А если подключить Сибирцева?
— И его пошлют. Следственный комитет и Генпрокуратура никого не подпускают к своим делам. Сибирцев, конечно, может настоять, но придётся действовать через замминистра МВД. Сразу пойдут вопросы: а зачем вам это надо, а что вы хотите узнать? Не пойдёт на это Сибирцев. Он хоть и генерал-лейтенант, но прежде всего чиновник, лишняя головная боль ему ни к чему. А что мы хотим узнать, Михаил Юрьевич?
— Понятия не имею, — признался Панкратов. — Но чувствую, что это может быть важным. В дело вмешалась какая-то третья сила. Если наши цели совпадают, всё в порядке. А если нет?
— Сколь времени Марков допрашивает Лежнёва?
— Недели две.
— Нам нужны все протоколы допросов?
— Хватит и одного. Я вижу, у тебя родилась какая-то мысль. Не стесняйся, выкладывай.
— Мысль вот какая, — проговорил Игорь. — Камеры для допросов в Лефортово оборудованы звукозаписью. На предмет пресечь злоупотребления следователей, если они вдруг начнут силой выбивать признания из подследственных. Записи хранятся недели три, потом стираются. У меня хорошие отношения с заместителем начальника СИЗО, мне приходилось там бывать по работе. Нормальный мужик, с ним можно договориться. Даст переписать плёнку. Не даром, конечно. Но это, как вы понимаете, незаконно.
— С каких пор ты стал таким законопослушным? — удивился Панкратов.
— Тлетворное влияние Запада, — буркнул Игорь. — Побыл в Марселе и сразу зауважал закон. Вам не нравится?
— Очень нравится. Но закон тогда закон, когда он закон для всех. Когда одни поступают по закону, а другие как выгодней, это уже не закон, а российская реальность. В которой нам приходится выживать. Договаривайся. Сколько нужно заплатить твоему кадру?
— Думаю, штуки две баксов хватит.
Панкратов достал пачку долларов из ящика письменного стола, отсчитал две тысячи. Напутствовал Игоря:
— Действуй. Жду с хорошими новостями.
— Это уж какие получатся…
Новости, которые они получили через неделю, были не плохие, а очень плохие.
Расшифровка допроса Павла Лежнёва следователем по особо важным делам Следственного комитета РФ полковником юстиции Марковым:
«МАРКОВ. Что-то не пойму я тебя, Лежнёв. Третью неделю мы толчём с тобой воду в ступе. Ты упорно суёшь голову в петлю, а я никак не могу понять почему.
ЛЕЖНЁВ. Я говорю что было. Правду.
МАРКОВ. Что было и правда — разные вещи. Всё зависит от трактовки. Ты что, не понимаешь, к чему приведёт тебя твоя правда?
Читать дальше